— Слава богу! — перекрестилась старушка.
Калпокас недоуменно вертел в руках две какие-то странные пластинки: белые, продолговатые, с дырочками на концах. Он явно не понимал, как эти вещи очутились среди археологических находок.
— Так это же блесны, — сказал кто-то.
— Ничего не понимаю, — пробормотал археолог.
Но когда он вынул из мешочка ожерелье, все встало на свои места: оно было безнадежно испорчено. От украшения осталась лишь средняя часть — три переплетенных полоски, концы же были обрезаны. Это их и держал в руках Калпокас, только теперь уже они были переделаны на блесны. Мужчина подавленно разглядывал эти части бывшего ожерелья, на которых в помине не было таинственных знаков — на их месте остались едва заметные полоски. А ведь на расшифровку их ученый возлагал столько надежд… От радости не осталось и следа.
— Как удалось найти это? — упавшим голосом спросил Калпокас.
— Домовой принес, — хихикнул старик.
— Ну нет. Домовой как раз унес, — возразил Ромас, — и вовсе не собирался приносить назад.
— Что, отец, не говорила я тебе? — удовлетворенно спросила старушка. — Разве не по-моему вышло?
— Да бросьте вы людям голову морочить, — раздраженно сказал хозяин.
— Но это и в самом деле работа Домового, — серьезно произнес Ромас. — Не верите? Помните тот вечер, когда нашли клад и когда приходил Руопис?
— Отчего ж не помнить, — ответил старик. — Человек приходил по делу, договориться насчет оконных рам. Он парники задумал оборудовать для ранних овощей, а у меня рамы были. После ремонта окна-то в избе расширили, вот и пришлось выбросить старые рамы.
— Случайно не помните, что Руопис делал с того самого момента, как пришел сюда?
— Как что? Ничего особенного. В доме посидел, о погоде, об урожае мы с ним потолковали, насчет рам договорились — вот и все. Сами со старухой его до ворот провожали.
— А клад он видел? — продолжал допытываться Ромас.
— Ну конечно, видел. Товарищ Калпокас тогда разложил его, как сейчас, и ребятишек кликнул — полюбоваться.
— Неужели Руопис так ничего и не сказал при этом?
— Чего ж тут скажешь? Откопали из-под земли что-то, простому человеку и не понять.
— А вот и говорил, — перебила мужа старушка. — Как сейчас помню: осмотрел он, значит, эти вещи, покачал головой и говорит…
Она осеклась под неприязненным, суровым взглядом старика, но тут же с улыбкой докончила рассказ:
— Так вот, покачал он головой и говорит: «Уж не домовой ли натаскал в ту гору все эти богатства? Мог бы и нам принести». Вот. Слово в слово помню.
— Ну и что с того? — не сдавался старик. — Мало ли что у человека с языка сорвалось…
— Что все-таки могли значить его слова? — размышлял вслух Ромас.
— Не стоит и голову ломать, — махнул рукой старик. — Слово что птица: вырвется — пойди догони его.
— А потом что? — не унимался Ромас.
— Было бы о чем говорить! Постояли мы с ним немного во дворе, поболтали о том о сем, товарищ Калпокас вещи найденные в амбар унес, а потом Руопис еще раз распрощался и ушел.
— Не совсем так, — возразил археолог. — Перед этим я одолжил у одной из девочек косынку, завязал находку в нее и только тогда отправился в амбар.
— Не было ли случайно с Руописом собаки, коричневой такой, с белым пятном на шее?
— Собаки? — Старик задумался. — Пожалуй, была. Точно сказать не могу.
— Зато я помню, — сказал руководитель. — Когда тот человек разглядывал наши сокровища, пес поставил передние лапы на сруб и принялся обнюхивать их. Я прикрикнул на него, но он не обратил на меня внимания. А когда шел с узелком к амбару, собака за мной бежала. Никак прогнать ее не мог. Она и ящик обнюхала, куда я находку спрятал, только тогда убежала.
— Мы ей колбасы дали, когда она за вами увязалась, — вспомнила какая-то девочка, — но она лишь хвостом завиляла и не притронулась.
— Как зовут собаку, не знаете? — спросил Ромас.
— Домовой, — ответил хозяин. — Очень умный пес и добрый.
— Даже слишком умный, — согласился Ромас. — Ведь на другой день, когда все ушли на раскопки, пес прибежал сюда, забрался через дыру внизу в амбар и унес клад. Скорее всего, потащил его домой, да не донес. По дороге повстречался ему сын кузнеца Лёнгинас. Запустил в животное палкой, Домовой и выпустил ношу из зубов. Парень развязал узелок, косынку здесь же, в кустах выбросил и наш клад домой забрал. Откуда кузнецу знать, что это за штучки? Вот он и выковырял бусинки, концы ожерелья обрубил и сделал из них блесны.
— Ты, парень, никак сказки нам рассказываешь? — покачал головой старик.
— Нет. Об этом я узнал у самого Лёнгинаса. Отец его поприжал, вот он и выложил все как было. И вовсе не в кустах сын кузнеца нашел клад, как выяснилось. А бусинки Лёнгинас сменял у Вациса на резиновые ласты, тот эти ласты — на самодельный пистолет у Гогялиса, Юргис же подарил бусинки Лайме Балтуоните… Вот за этот-то кончик нитки мы и ухватились, а уж потом размотали весь клубок. Одного только пока не выяснили: случайно ли пес утащил клад или ему приказали это сделать? А про то, что он все тащит в дом, знает каждый в деревне. Сам Руопис хвастался.