Гора трех скелетов

А затем мы попали под перекрестный обстрел. Спасли нас сумерки и вывороченный с корнями ствол большого дерева. Патронов боснийцы не жалели. Очереди из «Калашниковых» были длинными, как монологи грека в кофейне. Время от времени мы отвечали одиночными. Особого проку от стрельбы не было. Больше того, один из мусульман скрылся в пещере и начал вести огонь через окно, второй, отбежав к развалинам, залег за кустиком. Поваленный снарядом дуб не защищал от его пуль. Очереди сшибали верхушки травы над нашими головами.

– Гранаты есть? – сдавленно прохрипел Мило.

– Одна, – удивила его Йованка.

Сержант протянул руку.

– Будьте наготове. Я брошу, и, когда взорвется, бегите к развалинам, бегите и стреляйте очередями.

Я с тоской воззрился на то, из чего стрелял, рискуя своей нижней челюстью. Даже от мушкета было бы больше пользы – тот по крайней мере прикрывал бы нас пороховым дымом. Почему я не выпускал из рук это крупнокалиберное чудище без оптики и всего лишь с тремя патронами к нему, было известно одному Богу.

Теперь и противник стрелял одиночными. Боснийцы ждали. Ждали, когда мы не выдержим и поднимемся на ноги, как мишени на стрельбище. Собственно, это мы и собирались сделать.

– Йованка, – шепнул я, – я рад, что тебя встретил, честное слово, рад…

Она не отозвалась. Я видел ее бледный профиль на фоне багряного неба. Мне показалось, ни один мускул не дрогнул на ее лице, но я точно знал, что мне только показалось.

Сержант повернулся на левый бок и метнул гранату туда, где был вход в пещеру. Мы с Йованкой вскочили на ноги и, стреляя из двух стволов, побежали. Мой «немец» не подвел, не заклинил, как это частенько случалось с натовскими автоматами. Я видел, как тот, отбежавший к развалинам, припал к земле и замолк, зато бойница в стене замигала безостановочными огнями. Мило выругался. Мы с Йованкой залегли. Зачастил и второй «Калашников».

– Кур-рва! – Я сплюнул смесь песка, слюны и бессильной злости. – Он жив…

Теперь только темнота была нашим союзником. Мы поползли назад, к дереву. Темную тень, метнувшуюся к скале, я увидел поздно, слишком поздно. Теперь оба боснийца были в пещере, в укрытии, что резко уменьшало наши и без того не великие шансы.

– Их мало, их только двое, – пробормотал сержант Недич. – Они сами как в ловушке. – Похоже, он успокаивал самого себя. – Надо было кинуть гранату чуть пораньше, – виновато вздохнул он. – Теперь будем держаться…

– До последнего патрона. – Я демонстративно щелкнул переключателем режима стрельбы на немецком автомате. – У меня патроны уже кончаются. Еще немного, и они возьмут нас голыми руками…

Словно в подтверждение моей мысли, светловолосый босниец, мелькнув в проходе, швырнул в нашу сторону гранату, которая наверняка была не последней. Грохнуло. В нос ударили взрывные газы.

Я схватил тяжеленную винтовку и не целясь выстрелил. Еще одним бесценным патроном стало меньше. «Точнее надо стрелять, Малкош, это ведь снайперская винтовка!» – сказал я себе. Посыпать голову песком нужды не было. Вторая взорвавшаяся рядом с нами граната сделала это за меня. Вместе со вспышкой пришло прозрение: да это ведь вовсе не граната, а толовая шашка. Вспомнился стоявший в нише рюкзак, под завязку набитый взрывчаткой. Ниша была как раз напротив входа… Что-то смутное забрезжило в звенящей от взрыва голове.

– Я люблю тебя.

Слов я не мог услышать. Голова гудела, частил автомат Мило. Как можно расслышать тихий. шепот в таком аду? Да и не могла она сказать этого даже теоретически… И все же, все же я слышал…

Четвертый бросок блондину явно не задался. Мило выстрелил, и толовая шашка взорвалась в полете. Пещера отозвалась отчаянной бранью. Ликовали мы недолго, автор на редкость точного выстрела охнул, застонал. Я повернул голову, Недич лежал на земле, закрыв ладонями лицо. Сквозь пальцы сочилась кровь.

– Мило! – Я подполз к нему.

Сержант перевернулся на спину, опасно выставив локти. Я отнес его под дерево, по коре которого тут же чиркнула пуля.

– Займись им, я прикрою! – торопливо сказала Йованка, давшая очередь.

Я склонился над сербом:

– Куда тебя?

– Глаза! – Недич выругался по-русски. – Ничего не вижу… И стрелять не смогу. – Он скрипнул зубами. – Ч-черт, подставился!..

Ничего, кроме грязного носового платка, у меня под рукой не оказалось. Сержант прижал его к глазам. Я отполз к Йованке.

– Они достанут нас артиллерией.

– Что ты предлагаешь? В атаку с песней?

Я не знал, что сказать. За спиной у противника была темная как ночь пещера. За нами – угасающий закат. У них патроны и динамит. У нас ни единого, в сущности, шанса. Подняться на ноги в нашем положении было равносильно самоубийству. Но вариант созрел в моей голове, был еще круче, еще самоубийственней!

Йованка громко сглотнула.

– Если что… Оля лежит в тарновской больнице. Ее лечащий врач – моя хорошая знакомая. Скажешь Оле, что я… что ее мама…