Читаем Гораций полностью

Что только близкий мне и может победить.

Какое б горе мне судьба ни слала злобно,

В нем радость обрести я все-таки способна

И видеть грозный бой, не устрашась его,

Смерть - без отчаянья, без гнева - торжество.

О обольщения, о сладкие обманы,

Огнем нечаянным, мерцавшим из тумана,

Надежду тщетную вы в сердце мне зажгли,

Но сразу он померк, мгновенно вы прошли!

Как молнии, во тьме внезапно пламенея,

Мелькнут, чтоб стала ночь потом еще темнее,

Мне в очи брызнули вы трепетным огнем,

Чтоб гуще и мрачней нависла тьма кругом.

Вы облегчили мне страданье и тревоги,

Теперь пора платить: ревнивы наши боги,

И сердце скорбное удары поразят,

Которыми сражен супруг мой или брат.

О смерти их скорбя, я думаю с тоскою,

Не для чего он пал, но чьей сражен рукою.

И в мыслях о венце прославленных мужей

Страдаю об одном - ценою крови чьей?

С семьею павшего рыдать теперь должна я,

В одной из них жена, в другой же дочь родная.

И так связует кровь, и так связал закон,

Что только близкий мне и будет побежден.

Вот вожделенный мир! Его я так желала

И сила вышняя моленья услыхала.

Как беспощаден ты во гневе, грозный бог,

Когда, и милости даруя, столь жесток!

И как безжалостно караешь преступленье,

Когда к невинному не знаешь сожаленья!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Сабина, Юлия

Сабина

Свершилось, Юлия? Так что же мне грозит?

Сражен ли милый брат? Любимый муж убит?

Иль, обе стороны победой удостоив,

Преступные мечи заклали всех героев,

Чтоб я в отчаянье не проклинала тех,

Кто победил в бою, а хоронила всех?

Юлия

Того не знаешь ты, что всем известно стало?

Сабина

Дивиться этому не следует нимало:

Ведь мне с Камиллою - забыла ты о том?

На время битвы стал тюрьмою этот дом.

Нас держат взаперти: не то, в тоске о братьях

И о возлюбленных, мы бросимся разнять их,

Поставить и любовь и скорбь на их пути,

Чтоб жалость в лагерях обоих обрести.

Юлия

Ни слез для этого не нужно, ни объятий:

Один их вид смутил враждующие рати.

Едва пройти вперед успели шесть бойцов,

Как ропот пробежал вдоль сомкнутых рядов.

Увидев, что друзья, что родичи готовы

Нести друг другу смерть, храня завет суровый,

Тот состраданием, тот ужасом объят,

А эти славят их, безумствуют, кричат,

Кто восхищается столь яростным усердьем,

Кто дерзостно зовет его жестокосердьем,

Но все в конце концов согласны меж собой,

Когда хулят вождей за выбор роковой

И, возмущенные столь нечестивым боем,

Бросаются вперед, не дав сойтись героям...

Сабина

Какую вам хвалу, бессмертные, воздать?

Юлия

Не рано ли еще, Сабина, ликовать?

Надежда ожила, слабеют опасенья,

Но есть еще, увы, причины для волненья.

Как ни стараются беду предотвратить,

Безумцев доблестных, увы, не убедить.

Им драгоценна честь высокого избранья,

Честолюбивые ласкают их мечтанья.

Мы все за них скорбим; но, гордости полны,

Подобной жалостью они оскорблены.

Смятение в войсках на них пятном ложится,

С той ратью и с другой они готовы биться,

И смерть от рук друзей им легче перенесть,

Чем уступить сейчас, отвергнув эту честь.

Сабина

Как? Этих душ стальных упорство безнадежно?

Юлия

Да, но войска шумят и требуют мятежно

Вести на битву всех иль, вверившись богам,

Вручить судьбу опять шести другим бойцам.

Вождей своих они почти не замечают,

Речей не слушают, приказам не внимают,

В смущенье царь. Едва надеясь на успех,

"Раздор, - он говорит, - лишил рассудка всех.

Так спросим же богов. Их милости священной

Мы угодить могли б решенья переменой?

И кто осмелится восстать, когда о том

По внутренностям жертв смиренно мы прочтем?"

Он смолк. Его слова простые чудотворны:

Им даже шестеро избранников покорны.

Стремленье к подвигу, что ослепляло их,

Как ни неистово, но чтит богов благих.

Почтеньем ли к царю иль страхом пред богами

Смирил его совет порывов гордых пламя,

И ратям речь его звучала как закон,

Как будто он уже владыка двух племен.

Решит же суд богов и жертвоприношенье.

Сабина

Богам не может быть угодно преступленье.

На них надеюсь я: уже отложен бой,

И не изменит нам их промысел благой.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Камилла, Сабина, Юлия

Сабина

Отрадной новостью хочу я поделиться.

Камилла

Ее, мне кажется, я слышала, сестрица.

Когда пришли к отцу, я находилась там.

Но что хорошего она приносит нам?

Отсрочена беда - потом сильней страданья,

Томительнее страх и муки ожиданья.

И только одного теперь мы вправе ждать:

Что позже час придет над павшими рыдать.

Сабина

Но в ратях правый гнев зажжен веленьем божьим!

Камилла

Богов, по-моему, напрасно мы тревожим.

Ведь выбор горестный был ими же внушен,

И не всегда народ богами вдохновлен.

Не снисходя к толпе, им подобает боле

Владык одушевлять своей священной волей:

Неоспоримые земных царей права,

Их власть разумная - лишь отблеск божества.

Юлия

Чем обрекать себя на тщетные мученья,

Читай в оракулах небесные решенья.

Ведь если от судьбы ты доброго не ждешь,

Ответ того жреца - тебе обман и ложь.

Камилла

Слова оракула всегда, увы, невнятны;

Чем кажутся ясней, тем менее понятны;

Когда же думаешь, что в них загадки нет,

Еще таинственней обманчивый ответ.

Сабина

Нет, верить мы должны, хотя бы лишь отчасти,

Хотя б надежды нас терзали, как напасти.

Пусть только слабый луч сошел от вышних сил,

Кто не надеется - его не заслужил.

Мы сами для богов помеха роковая,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии