Горацио Хорнблауэр. Рассказы

Порыв ветра снова сотряс дом и капли дождя ударили в стекла. Дверь в столовую бесшумно отворилась и вошел Браун — дворецкий, — чтобы добавить угля в камин. Как хороший слуга, он заодно окинул глазами комнату, чтобы удостовериться, что все в порядке; его взгляд ненавязчиво скользнул по бутылке и стакану, стоявшим перед Хорнблауэром — Хорнблауэр понял, что Браун заметил, что его хозяин еще не выпил свой первый стаканчик портвейна, — а значит можно повременить с подачей кофе в гостиную, куда Хорнблауэр, очевидно, придет несколько позже.

Из глубины дома донесся слабый звук дверного звонка; кто бы это мог звонить в двери в восемь часов вечера, да еще такого вечера? Это не может быть арендатор — арендаторы, если им нужно решить какие-либо вопросы в усадьбе, приходят к боковой двери, — а никаких посетителей он не ожидал. Хорнблауэр почувствовал, как его охватывает любопытство, тем более, что звонок прозвонил во второй раз — не дожидаясь, пока звуки первого замрут в тишине дома. Двери и окна в столовой слегка вздрогнули, указывая на то, что лакей внизу открыл входную дверь. Хорнблауэр напряг слух; ему показалось, что он различает голоса в холле.

— Браун, сходи и посмотри, что там — велел он.

— Да, милорд.

Много лет Браун привык отвечать «Есть, сэр!» в ответ на приказ своего капитана, но сейчас Браун был дворецким, а не старшиной капитанской гички, и, к тому же, дворецким пэра. Он бесшумно пересек комнату — даже несмотря на то, что мысли Хорнблауэра были заняты неизвестным посетителем, он не мог не обратить внимание на великолепный покрой вечернего костюма своего слуги. Очевидно, именно его чрезмерное совершенство и говорило о том, что это — костюм дворецкого, а не джентльмена. Браун бесшумно закрыл за собой дверь, но в тот момент, когда она еще была открыта, Хорнблауэр услышал обрывки разговора, доносившиеся снизу — громкий, достаточно резкий голос неожиданного гостя и лакея, отвечающего ему почтительно, но твердо.

Даже теперь, когда дверь уже была закрыта, Хорнблауэру казалось, что он продолжает слышать этот резкий голос и любопытство полностью овладело им. Он поднялся и потянул за шнур звонка, висящий у камина. Браун вошел опять и при открытой двери резкий голос снова стал явственно слышен.

— Браун, что, черт возьми, происходит? — спросил Хорнблауэр.

— Боюсь, что это — сумасшедший, милорд.

— Сумасшедший?

— Он говорит, что его зовут Наполеон Бонапарт, милорд.

— Помилуй Бог! Чего же он хочет?

Даже в свои семьдесят два года он почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам в предвкушении предстоящей схватки. Человек, называющий себя Наполеоном Бонапартом, наверняка явился в дом Адмирала Флота лорда Хорнблауэра не с добрыми намерениями. Но следующие слова Брауна не обещали особого беспокойства.

— Он хочет нанять экипаж, милорд.

— Зачем?

— Похоже что-то случилось на железной дороге, милорд. Он говорит, что ему нужно попасть в Дувр как можно быстрее, чтобы успеть на пакетбот до Кале. Он говорит, что у него дело чрезвычайной важности.

— Как он выглядит?

— Одет как джентльмен, милорд.

— Кгх-м.

Прошло не очень много времени с тех пор, как железная дорога прошла по окраине парка Смоллбриджа, безнадежно испортив прекрасные поля графства Кент на своем пути в Дувр. Из верхних окон дома время от времени можно было видеть паровозный дым, а тишину нарушали пронзительные свистки локомотивов. Но худшие предположения пессимистов так и не оправдались — коровы по-прежнему давали молоко, свиньи рылись в земле в поисках желудей, сады продолжали дарить людям свои плоды, а несчастные случаи случались крайне редко.

— Это все, милорд? — спросил Браун, напоминая хозяину про то, что внизу все еще находится незнакомец, с которым нужно что-то делать.

— Нет. Приведи его сюда, — сказал Хорнблауэр.

Жизнь сельского джентльмена, конечно, приятна и спокойна, но иногда она бывает чертовски скучной.

— Очень хорошо, милорд.

После того, как Хорнблауэр ушел, Хорнблауэр бросил взгляд в зеркало в позолоченной бронзовой раме, висящее над камином: его галстук и воротничок сорочки были в полном порядке, редкие седые волосы аккуратно причесаны и было что-то особенное в карих глазах, поблескивавших из-под снежно-белых бровей. Браун вернулся и, придерживая двери, объявил:

— Мистер Наполеон Бонапарт.