Горацио (Письма О. Д. Исаева)

Конечно, глядя на отсутствие в Здоймах пашен и фабрик, я был прав, не желая ничего в этом пейзаже отнимать или прибавлять, не желая нарушать установленный порядок. Желая ни во что не вмешиваться. Но моя логика грешила… чем? Именно собою, логикой. И этот радикализм полного невмешательства свидетельствовал всё о том же грехе: что я всё время ломаю голову. Над тем, как бы мне остаться нейтральным по отношению к соседям, как бы не вызвать их враждебности. Вот где ум проявляет свойственную ему слабость, болезнь: ограниченность ума! Ведь в подлинной жизни, не в уме, нейтральное поведение означает не полное невмешательство, как это логично представлялось уму, а лишь частичное. Как это и делают сами Здоймы. Назовём это свойство как угодно, только чтобы отличить его от ума и не путаться в определениях, ну хоть здравым смыслом: да, они не пашут поле, но и не совсем отказываются ковыряться в земле, огород у них есть. Да, они не пасут стада, но одиночных животных они выкармливают. Они не охотятся на зайцев, но они разводят кроликов. Они не совсем осушают реку, а чуть отводят её русло, не совсем истребляют крыс, а только уничтожают их избыток. Они не торгуют на рынке, но их всё же удаётся уговорить продать один литр молока мальчишке… И так далее. Не знаю, удаётся ли мне всё это внятно изложить. Но я, отказавшись делать и это малое, именно вмешался в вечный порядок вещей.

Моё полное невмешательство — оно же радикальное вмешательство в нормальное вращение Круга Земного — делает меня марсианином ДЕЙСТВИТЕЛЬНО. А я при помощи моего ума лишь РАССМАТРИВАЮ своих соседей как марсиан. Понятна разница?

Эта разница — непреодолима. Между нами пропасть. Моя роковая ошибка — само наличие у меня мыслительного, вечно работающего аппарата. Метод его работы разложение, рассекание, расслоение всего простого, в том числе и его собственного, то есть, моего Я. Конечно же, у меня на роже написано, что и простые Я моих соседей подвергаются насильственному разложению в моём уме. С точки зрения соседей, это уже не ошибка, а преступление. Я — преступник. Меня надо бояться. И тем более надо, что мои соседи никогда не выходили за пределы их цельного мирка, очерченного хуторком и затокой. Они всю жизнь видели только затоку. И тут являюсь я, чтобы разложить этот простой цельный мирок!.. Со своими причиндалами, а точней, с моим отсутствием поддающихся усвоению причиндал. Они никогда не думали о затоке — ОНО. Они и о себе не думали: Я. Затока и Здоймы — просто одно и то же. Более того: они вообще никак не думали, всё это ПРОСТО ПРОСТО, то есть, такова данность сама по себе, без всяких обдумываний, всё это само собой неотделимо друг от друга, неделимо на части. А я как раз обдумываю, мыслю, точнее, ломаю голову при помощи именно разделённых понятий. И это тоже написано на моей разочарованной харе. Ясно написано, что я болен. А их рожи, хоть и донельзя исполосованные шрамами, кричат о здоровьи. А почему — хоть и исполосованные? Нет, шрамы тела и есть свидетельство душевного здоровья. А мыслительные морщины есть симптом болезни.

Вот поэтому-то они уже не только меня боятся, а и протестуют, борются со мной. Если они — единый организм, то я — больная голова этого организма. Меня нужно лечить, а если лечить нельзя, надо голову отрезать, чтоб не дала метастазов. Чтобы по всему здоровому телу не начали расти эти мерзкие бородавки-головы, чтобы не разъели они всё остальное здоровое тело морщинами мыслей. Представляешь, как бы выглядели людские животы, поражённые этой болезнью — мыслить?