Читаем Горб Аполлона: Три повести полностью

Горб Аполлона: Три повести

Три повести современной хорошей писательницы. Правдивые, добрые, написанные хорошим русским языком, без выкрутасов."Горб Аполлона" – блеск и трагедия художника, разочаровавшегося в социуме и в себе. "Записки из Вандервильского дома" – о русской "бабушке", приехавшей в Америку в 70 лет, о её встречах с Америкой, с внуками-американцами и с любовью; "Частица неизбежности" – о любви как о взаимодействии мужского и женского начала.

Диана Федоровна Виньковецкая

Проза / Повесть / Современная проза / Эссе18+

Диана Виньковецкая

Горб Аполлона: Три повести

ГОРБ АПОЛЛОНА

О, слишком дорого своё рожденье приходится нам жизнью искупать!

В сумерках раздался неожиданный звонок в дверь. Решив, что пришли собирать на помощь: или умирающим китам, или деревьям, или гавани, или ещё кому-нибудь, я не торопилась открывать входную дверь. Я никогда не знаю, сколько кому давать, не отличаю обманщиков от правдашних просителей, не умею достойно отказывать и потому предпочитаю уклоняться от подобных просителей. Лёня откроет.

— Посмотри, кто к нам пришёл! — услышала я голос мужа.

Войдя в прихожую, я почти сталкиваюсь со своим старинным другом Игорем Диментом, которого не видела семь лет. Холодный ток пробежал от чёрного света, исходящего от всего его облика. Несколько секунд мы молча смотрим друг напротив друга. Он высокий, чуть— чуть сутулый, стоит в растерянной позе, и я — маленькая, без каблуков, босиком. Мне нужно встать на цыпочки, чтобы рассмотреть его лицо. Этот любимец женщин выглядит ещё красивым, хотя уже нет юношеского горделивого обаяния, на лице появились следы пере— утомлённости, нервозности, на щеках морщины, пронизывающий взгляд его коричнево–вишнёвых глаз угас и рот стал совсем подтянутым, узким. Как всегда, он элегантно одет, на нём тёмно–серый двубортный пиджак и светло–лиловая рубашка, его любимого стиля без воротничка, им придуманного «дизайна». Он глядит на меня усталыми глазами и с каким-то нервным любопытством. В его лице нет гармонии, оно неспокойное, через каждое мгновенье на нём пробивается измученная гримаса… Я не могу протянуть ему руки. Нас… Мелькает мысль: зачем он пришёл? За последние семь лет мы ни разу не виделись. Он уже давно отошёл от всех своих приятелей и друзей, или, как он выражался, «развёлся со всеми бывшими, говорящими на одном со мной языке», женился на японке, и ходили слухи, что он выстроил какой-то замок с итальянскими мраморными и малахитовыми каминами, фонарями, всяческими восточными ухищрениями. Ему всегда нравилось свою жизнь окружать тайнами, загадками, фантастическими элементами и разными небылицами, поэтому ничего нельзя было знать наверняка. Чего только он не выдумывал про себя, рассказывая всяческие несусветности и чего только на самом деле с ним не происходило! После формальных приветствий, муж ушёл к себе в кабинет, извинившись, что ему срочно нужно сдавать проект, но через час другой он к нам присоединится. Гость сказал, что ему даже удобнее побыть со мной наедине. Мы ещё не успели пройти в комнату и растеряно стояли в прихожей, как на ходу он говорит:

— Я пришёл прощаться. Я не хочу больше тут жить.

— Где?

— На этом свете. Я приходил вчера, но без приглашения не мог появиться. Постоял за дверьми, послушал ваши голоса и твой смех… — И после паузы, приглушённым голосом, театрально, будто торопясь сразу уйти, продолжал:

— Я хочу сказать «прощай» моей бродячей жизни. Я хочу… как… Я… — запнулся и остановился на полуслове. Взгляд его несосредоточенный, голос неестественный, он сгорбливается и останавливается.

На мгновение я онемела, молчу, не зная как реагировать на услышанные слова: это его очередная маска, эстетическая игра? Мистификация, поза, небылица, ложь? «На этом свете», «не осмелился», «не хочу жить» — отпечатываются во мне фразы, которые я не могу сопоставить с тем, что я слышала о нём последнее время. Я вижу, как он наблюдает за моей реакцией. Мне неловко и холодно от ситуации. Я стараюсь отогнать от себя услышанные фразы и проносящиеся мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза