Горбачев - Ельцин: 1500 дней политического противостояния

— Это вполне «нормальное» явление в Москве. По-моему, идет какая-то циничная дразнилка народа. Судите сами: стоимость питания в обычной московской больнице — полтора рубля, а в спецбольнице 4-го управления — от 3 до 9 рублей. Когда вы, журналист, в последний раз ели кету с лимоном? Вот видите… А для пациентов спецбольницы эта пища дежурная. Народу пока что предлагают лишь духовную пищу — тут ее, слава богу, невпроворот. Но трагедия в том, что вера в перестройку падает, падает вера в ее апостола Михаила Горбачева. Потому что концепция перестройки, как, впрочем, и всех предыдущих «реформ», не была научно обоснована. Конечно, тут вина не только нашего Президента. Хотя большую часть упреков мы вправе адресовать ему как капитану нашего государственного корабля.

— По-моему, судьба готовит Горбачеву нелегкую участь мученика. Заслужил ли он столь тяжкий крест?

— Возможно, и не заслужил, но его окружают фарисеи…

— Борис Николаевич, получается, что перестройка дошла до некоей фазы застоя.

— У нас остался небогатый выбор: или радикальные (мирные) перемены, или снова — болото, или — чрезвычайное положение с диктатурой и железной рукой.

— Кстати, кое-кто видит в Ельцине железную руку.

— Об этом кричат на каждом углу манипуляторы общественным мнением. Эта жирная утка время от време^ ни выпархивает из форточек застойных кабинетов. То у Ельцина был инсульт, то он два инфаркта перенес, то из Америки чуть ли не пол-Капитолия привез… Москвичи, слава богу, разобрались, что к чему, и уже подобных разговоров не ведут. Сейчас обозначилось новое направление Ельцин-популист. Как будто это ругательное слово. Популист — и этим, мол, все уже сказано: разрушитель общественного спокойствия, подкопщик под фундамент перестройки, под авторитет ее апологетов. Это, простите, неразборчивость в средствах. Я думаю, что народ сам, без суфлеров разберется, во имя чего и против чего работает «популист» Ельцин.

— Вы, парламентарии, очень возлюбили слово «консенсус». Так вот, не приемлем ли этот принцип в ваших отношениях с человеком, которому, собственно, и было «посвящено» ваше «Заявление»?[80]

— Речь идет не только о наших с ним отношениях — речь идет о восстановлении понимания между ним и обществом. Его отход к «правому берегу» не возвысил его, не укрепил авторитет, а создал неопределенность, породил нехорошие сомнения. Лидер его масштаба не может менять курс в политике, не просчитав досконально все варианты.

— Вы считаете, что Михаил Горбачев изменил курс?

— Об этом я уже говорил.

— Готовы ли вы обсудить вопрос о покушении на вас?

— Как вы, наверное, успели убедиться, я не уклоняюсь от вопросов, даже если они мне не очень нравятся…

Первое. Почему на сессии Верховного Совета обсуждался столь широко столь частный вопрос — о покушении на меня? В практике любого парламента такого никогда не бывает. Значит, это кому-то надо было.

Второе. На Президиуме Верховного Совета я выразил категорический протест против обсуждения моего вопроса на сессии, однако на это не пошли.

Третье. У министра МВД СССР Бакатина, когда он выступал, дрожали и руки и губы, хотя слабеньким его никак не назовешь. Он волновался, потому что его заставили говорить, и говорить неправду.

Четвертое. Налицо разночтение между тем, что говорил Бакатин, и фактической стороной дела.

Из Раменок (после встречи с избирателями. — Корр.) я выехал в 21.50, хотя министр МВД утверждал, что в 21.00 я уже был у милицейского поста. Что будто бы на повороте, у поста, я остановился и поздоровался за руку с милиционером. Блеф это! Было также заявлено, что расстояние до моста составляет несколько километров… После выступления Бакатина сотни людей отправились на место «происшествия» и все замерили — оказалось 900 метров. Высота моста не 15 метров, а всего четыре, глубина реки в том месте также не полтора «бакатинских» метра, а три с половиной.

Я не делал никаких — ни официальных, ни полуофициальных — заявлений, и потому не было ни малейшего повода для возбуждения уголовного дела в связи с покушением. Нет, вернее, он был у ТОЙ стороны, которая хотела скомпрометировать меня.

— Так какова же подоплека?

— В средствах массовой информации все чаще и чаще звучат призывы к порядку, твердой руке, диктатуре, которая могла бы унять реформаторов и на неопределенное время снести «леса» перестройки. Это что — случайность? Уже было несколько попыток подвести страну к чрезвычайному положению. Хорошо, что депутаты оказались умнее тех, кто ставил этот вопрос на голосование. А если бы нет?! Поводы ищутся, и вот представьте себе, как отреагировали бы те же свердловчане или москвичи, если бы были убеждены, что покушение имело место.

Я рассчитываю на то, что люди, постепенно раздумывая и сопоставляя факты, поймут, в чем тут дело. И понимание такое приходит.

— И все же, Борис Николаевич, вы были сброшены с моста?

— Скажите, я могу рассчитывать на то, что люди сами во всем разберутся?

— Безусловно.