Горбачевы. Чета президентов

— Это просьба руководителя Украины Леонида Макаровича Кравчука. Он не хочет ехать в Москву, чтобы не встречаться с вами. А в Минск приехать согласен.

— Ишь ты, какой он незалежный стал. Чем же я ему так насолил?

— Не знаю. Это ваши дела.

— Ладно, я тебя прошу не подписывать никаких политических документов. Назарбаев предлагает начать подписание союзного договора с теми, кто согласен. Остальные захотят, потом присоединятся. Договорились? Приедешь из Минска, и тогда окончательно определим дату подписания. Я думаю, что можно собраться 9 декабря. Приглашай Кравчука в Москву. Скажи, что никто его не здесь не обидит.

— Хорошо, Михаил Сергеевич. Договорились.

Возвратившись к себе, Ельцин срочно собрал кружок ближних «бояр». В это время в него входили Бурбулис, Гайдар, Козырев и Шахрай.

— С Горбачевым надо заканчивать. Сам он не уйдет. Цепляется за Кремль как грешный за душу. Что будем делать? — Ельцин обвел тяжелым взглядом всех и остановился на Бурбулисе.

Выходец из свердловских депутатов, бывший доцент кафедры научного коммунизма, в начале перестройки объявил себя политологом и предложил свои услуги Ельцину в качестве советника в то время, когда тот был в самой глубокой опале. Будучи классическим схоластом (пустомелей, балаболом), Бурбулис сумел настолько очаровать и одурачить не склонного к теории уральского бунтаря, что тот даже придумал для него невиданную до этого в российской табели о рангах и советской номенклатуре должность государственного секретаря.

— Как госсекретарь, я предполагаю…, — как всегда невнятно начал он. — Так вот, я полагаю, что пришел момент взять России всю ответственность на себя. Мы уже прошли длинную дорогу к подлинному суверенитету и останавливаться нельзя. Надо этот путь завершить. — Щуплый, можно сказать тщедушный, с бегающими глазами-пуговками госсекретарь помялся, силясь выдать что-либо конкретнее. Но не успел. Да и вряд ли смог. Его маленькая головка выдавала только декларации и манифесты. Почувствовав, что большего от него не дождешься, Ельцин опять оглядел команду и остановился на Шахрае.

— Что предлагает наш главный юрист?

— Борис Николаевич, Союз создавали четыре субъекта. Одного из них нет. Это Закавказская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Она вскоре после подписания Договора 1922 года о создании СССР рассыпалась на Азербайджан, Армению и Грузию. Осталось три субъекта — Белоруссия, Россия и Украина. Они как учредители имеют право признать этот договор недействующим, то есть, говоря языком международного права, денонсировать его с момента подписания соответствующего соглашения и ратификации парламентами. Так Горбачев останется без государства (явно не знал этот юрист-грамотей, что такого рода договора не подлежат денонсации, но победителей не судят).

— А как же с членством России в ООН, в Совете Безопасности? Ведь и Украина, и Белоруссия ее члены с момента основания в 1945 году. А мы — нет. Андрей Владимирович, что вы скажете? — попросил Ельцин высказаться министра иностранных дел Козырева.

— Надо решать вопрос о нашем правопреемстве с постоянными членами Совбеза. Особенно со Штатами и Китаем. Остальные не проблема. Я уже зондировал. Госдеп поддержит. Китаю надо направить официальное послание.

— Хорошо, займитесь этим. Повстречайтесь с послами.

— Борис Николаевич, разрешите добавить, — заговорил молчавший до этого полный, лысый с большими навыкат глазами и крупными мясистыми губами «боярин». Это был заместитель Ельцина в правительстве, одновременно министр экономики и финансов Егор Гайдар. При этом он почмокал как ребенок губами. — Хочу затронуть два вопроса: о правопреемстве финансовом, проще говоря, о долгах СССР и экономических отношениях с бывшими союзными республиками. Внешние долги огромные и платить их придется нам. Около восьмидесяти миллиардов долларов набрали Горбачев с Рыжковым. Нам должны, почти столько. Но это, в основном, бедные страны. За поставленное нами оружие. Возврат таких долгов дело безнадежное. Так что полный суверенитет обернется огромным долгом. Это надо осознавать.

— Егор Тимурович, Вы это к чему, у нас есть другой путь?

— Другой? Отнюдь, но знать, на что идем, надо. И второе, с денонсацией договора наши связи с республиками автоматически не отпадут. И еще долго они будут тянуть из нас соки. Особенно, если быстро не введем свою валюту.

Ельцин недолго помолчал, потом встал, выпрямился во весь почти двухметровый рост и как на плацу скомандовал:

— Вечером вылетаем в Минск.