Горбатые атланты, или Новый Дон Кишот

- Вроде не еврей, - сборщица указала на Михальского, - а хочет улицы переименовывать.

Жиды да полячишки - оне завсегда... Исконно русскую улицу Карла Маркса переделать в Архиерейскую - архиеврейскую!.. Конечно, евреи - враги: они источник сомнений. Но они же, в качестве общего врага, источник вашего единства. Берегите евреев!

- Нужно писать не "есть храм", а "все храм", - не удержался Сабуров.

Сборщица подозрительно глянула на него и сделала движение убрать подписной лист: простой русский человек не должен такого знать. Сабуров достал ручку и со вкусом подписался: Рабинович. Сборщица читала и одевалась в пурпур так долго, что он успел пожалеть о своей выходке. Но, вероятно, и Рабинович был вправе просить о возрождении православных храмов - всякое дыхание...

А в ротонде уже работали люди понимающие, действующие по правилу "ничего для мысли - все для глаз и ушей".

Молодой человек в похоронной черной паре на складном закусочном столике выкатил магнитофон и пригнул к нему микрофонную головку.

- Сейчас вы услышите песни на слова великого русского поэта Николая Рубцова, - скорбно возгласил молодой человек. - Поэта-мученика, - после многозначительной паузы прибавил он, и призыв бороться с сионизмом скорбно затрепетал на ветру.

Слов было не разобрать. Офицер из ресторана "Распутин" задумчиво перебирал струны. На деке его гитары был тоже оттиснут черным страшенный двуглавый орел.

- Вон, выставились, - со сдержанной гадливостью произнес непреклонно добродетельный мужчина, - ни стыда, ни сорома.

Трое молодых людей кучерявыми бородами и дерзким прищуром глаз явно подчеркивали свою внешность семитских красавцев. На их куртках были пришпилены круглые пластмассовые значки с пламенными завитками еврейского алфавита. ("Да у нас совсем даже не дыра...") Женщина с геральдическими листовками не находила слов от негодования, но, так и не найдя, накинулась на своего же, русского парня (снова жиды натравили русских друг на друга!):

- Сейчас же бросьте сигарету! А я вам говорю - бросьте!

Парень медлил, но, сообразив, что гнев на него направлен не какой-нибудь, а священный, с напряженной улыбкой разжал пальцы.

- Раздавите! Я вам говорю - раздавите!

И парень с еще более напряженной улыбкой вдавил сигарету в раскисший снег.

- Куришь, пьешь вино и пиво - ты пособник Тель-Авива, - наставительно сказал непреклонно трезвый мужчина с повязкой.

Из динамиков звучал церковный хор - разобрать можно было лишь "господи, помилуй". На лицах людей с повязками проступило агрессивное благочестие, на прочих лицах - почтение и, пожалуй, зависть к чужому автоматизму.

- Сейчас перед вами... диакон русской православной церкви.

Рядом со служащим похоронного бюро диакон выглядел безутешным родственником - борода свисала плоско, будто намокшая от рыданий. Черный берет алхимика лежал на голове горизонтально.

- ...Новые супостаты... В ночь перед Куликовской... к святому русскому праведнику... - и вдруг пламенно возвысил голос: - Покуда Русь стоит на православной церкви, не страшны ей!..

Взрыв аплодисментов - даже Сабуров почувствовал что-то подмывающее. Страсть, страсть, а не ее жалкая служанка логика!

Породистый и хайрастый директор филармонии, он же композитор с какой-то двойной и почти знаменитой фамилией - что-то вроде Гулаг-Артемовский - зарокотал с клокочущей ненавистью, тоже апеллируя к высшему суду: медициной доказано, что рок-музыка вредна для здоровья.

- ...Ударить кулаком по американской агрессии в искусстве!

Аплодисменты. Да ведь ударами любовь не выстучишь.

Туго надутая женщина - "драматург и режиссер", - состоящая из множества шаров, обтянутых стеганым горнолыжным нейлоном (чувствовалось, что она даже до половины не погрузится в воду, если ее туда опустить), впилась в шею микрофона, словно это была гидра сионизма, и завопила таким голосом, после которого оставалось только забиться в конвульсиях:

- Рруссский народ... над пропастью!.. русофобии.. последним куском... Союз неблагодарных республик... диверсии... взрывы атомных электростанций... истребление царского семейства... - дальше посыпались Мееровичи-Хаимовичи.

- Смерть жидам! - придушенно раздалось в толпе.

- А вот имена руководителей НКВД и ГУЛАГа! - новый поток Мееровичей-Хаимовичей.

- И нас же они призывают покаяться!..

Сабуров не считал себя глупее ни эллина, ни иудея, и оттого ему было плевать и на тех, и на других - его можно было одолеть только организованным строем, а потому он любил не нации, а организации. И организаторов. Но ему никак не удавалось привыкнуть к поруганию истины: живя среди тысяч доносчиков и палачей, не выказывающих и тени раскаяния, среди миллионов холуев и государственников, находящих им оправдания, эти патриоты рассчитывают отмыться пригоршней Мееровичей-Хаимовичей. Да и от чего отмываться, если лично ты никого не убил?

Раскаленный гвоздь окончательно окреп в его груди.