Ельцин тотчас начал поход против компартии. Он запретил издание «Правды» и других партийных газет, приказал опечатать помещение ЦК (где хранились наиболее секретные архивы) и приостановил всякую деятельность Российской коммунистической партии. Горбачев, однако, продолжал противиться запрету партии. В ответ на настоятельные расспросы российских законодателей он упорно утверждал, что запрещение коммунистической партии было бы ошибкой.
Тем не менее на другой день, в субботу, 25 августа, Горбачев вынужден был подать в отставку с поста Генерального секретаря КПСС. Одновременно как президент СССР он издал два указа. Первым местным советам предписывалось наложить арест на собственность компартии и распорядиться ею в соответствии с законами СССР и республики. Вторым объявлялось о прекращении всякой деятельности политических партий в вооруженных силах, милиции, КГБ и прочих организациях, наблюдающих за соблюдением закона, а также в государственных учреждениях…
Так, к концу недели, начавшейся с попытки сбросить Горбачева и восстановить контроль коммунистов над всей страной, коммунистическая партия Советского Союза перестала существовать как организованная сила. И хотя ее чиновники и члены, за исключением нескольких, были вольны заниматься любой политической деятельностью, включая создание новых партий, они никогда уже не будут иметь прежнего положения.
Коммунистическая партия Советского Союза не была политической партией в обычном понимании, – она была инструментом управления или, вернее, инструментом контроля за правлением, которому подчинялся весь государственный аппарат. Даже если из остатков КПСС возникнет некая коммунистическая партия с таким же или другим названием, у нее не будет щупалец во всех государственных и общественных организациях, и она не сможет иметь в своем распоряжении государственной организации принуждения. Иными словами, она вынуждена будет существовать как нормальная политическая партия.
Девятого сентября Борис Ельцин формально вернул юрисдикцию над вооруженными силами, КГБ и Министерством внутренних дел, которые он подчинил себе указом во время попытки переворота, Советскому правительству Горбачева и вскоре после этого неожиданно взял трехнедельный отпуск. Тем временем его коллеги препирались в Москве по поводу того, что делать дальше. Главным вопросом было, следует ли России поддерживать союз республик, желающих объединиться, или объявить о своей независимости и договариваться с остальными республиками на двусторонней основе или на основе многосторонней организации вроде Межреспубликанского комитета по экономике.
Создавая свою президентскую команду, Ельцин привлек людей трех категорий: 1) бывших коллег из аппарата свердловской компартии, таких, как Юрий Петров, бывший первый секретарь, которого Ельцин сделал начальником своего аппарата; 2) чиновников государственного управленческого аппарата, многие из которых начинали карьеру в военно-промышленном комплексе; и 3) политических деятелей демократической ориентации, большинство которых составляли люди тридцати-сорокалетние и из-за возраста и относительного радикализма часто именовались сторонними наблюдателями «младотурками».
Первоначально Ельцин поставил правительство России под контроль первых двух групп, а большинство «младотурок» посадил в Государственный совет, консультативный орган, откуда они должны были осуществлять прямой контроль над правительством России. Люди, возглавлявшие правительство России, в том числе премьер-министр Иван Силаев, были за сохранение Союза, а «младотурки» считали, что России лучше быть полностью независимой. По их мнению, союз с другими республиками, в большинстве которых все еще господствовала старая коммунистическая номенклатура, может заблокировать экономические реформы, необходимые России, и будет вытягивать из России ресурсы, которые ей требуются для проведения собственных реформ и развития. А кроме того, независимая Россия позволит им занять более важные посты. Так, например, Андрей Козырев, министр иностранных дел России, уже не будет больше подчиняться советскому министру иностранных дел.
Для многих в этой группе практические соображения подкреплялись (а возможно, были порождены) убеждением, что Россия исторически пошла по неверному пути, расширяя свою империю, и теперь должна, подобно другим метрополиям XX века, отбросить имперские придатки. Иначе, считали они, невозможно будет создать современное, демократическое государство.
Те же, кто противостоял желанию «младотурок» видеть независимую Россию, отнюдь не все были стариками или коммунистами, или сторонниками империи. Немало демократов-реформаторов, в том числе Анатолий Собчак и Григорий Явлинский, выступали за добровольное объединение, утверждая, что Россия лишится части себя, если откажется от союза, особенно учитывая ее нынешние границы.