Горбун

– Знаете, что о нас говорят? «Она ему не дочь, не сестра, не жена». Они говорят.

– Аврора, в течение восемнадцати лет вы были моим единственным счастьем!

– Ваше великодушие, Анри, не знает границ. На всем свете нет человека бескорыстнее вас… я чувствую себя перед вами в неоплатном долгу.

Они помолчали. Мэтр Луи был явно смущен. Первой заговорила Аврора.

– Анри, – сказала она, – я не знаю ваших мыслей, а о поступках часто могу лишь догадываться. Однако мне не в чем вас упрекнуть. Вы спросили, почему мне невесело. Могу ответить, что грусть моя оттого, что я постоянно чувствую мою вину перед вами, – ведь без меня у вас был бы свой дом, большой и богатый. Не будь меня, вы не скрывали бы свое имя и не избегали бы светских радостей. Анри, вы любите меня больше, чем может любить добрый отец; – заботясь о моей судьбе, вы не даете ходу велениям вашего сердца.

Говоря это, Аврора не лукавила. Она действительно так думала. Но при этом, возможно чисто подсознательно, (ведь дипломатическая хитрость – неотъемлемый атрибут всех дочерей Евы), хотела провести разведку, – получить от него подтверждение или опровержение тому, что сейчас сказала. Однако ее стратегическая уловка не увенчалась успехом. В ответ она услышала лишь вежливую, но холодную фразу.

– Вы ошибаетесь, милое дитя, – сказал мэтр Луи, глядя куда-то вдаль. Затем его глаза ненадолго закрылись. Могло показаться, что он задремал. Внезапно вздрогнув, он озабоченно пробормотал:

– Однако, время не терпит.

Потом, словно собравшись с духом, для преодоления какой-то неведомой боли, решительно спросил:

– Если нам вдруг придется расстаться, Аврора, вы будете обо мне вспоминать?

Девушка побледнела. Взгляни на нее в этот миг мэтр Луи, в ее глазах он непременно увидел бы всю ее душу.

– Вы опять собираетесь меня покинуть? – пролепетала она.

– Нет, – ответил мэтр Луи не очень уверенно. – Впрочем, не знаю… возможно…

– О, умоляю вас. Умоляю! Сжальтесь! Если вам нужно куда-то далеко ехать, возьмите меня с собой.

Так как он не отвечал, она продолжала:

– Вы, наверное, на меня сердитесь за мои капризы, неоправданные слезы, несправедливые упреки. Но я ни на что не жаловалась. Это все Франсуаза с внуком. Обещаю вам, что в моих глазах больше не появится ни слезинки. Да и зачем плакать, если каждый вечер, когда вы возвращаетесь, я бываю от радости на седьмом небе! Анри? Почему вы молчите? Вы меня слышите?

Он сидел, отвернув голову. Она, как ребенок ухватила его за шею и с силой повернула к себе лицом. В глазах мэтра Луи стояли слезы. Аврора встала со стула и опустилась перед ним на колени.

– Анри, Анри, – увещевала она. – Мой дорогой друг, мой отец. Если судьба одарит вас счастьем, я не буду вам помехой. Пусть ваше счастье принадлежит только вам. Но если, не дай Бог, придет беда, мы с вами ее разделим поровну.

В горячем порыве он притянул ее к себе и сильно прижал к груди, но тут же спохватившись, опустил руки.

– Мы с вами двое сумасшедших, Аврора, – сказал он, горько улыбаясь. – Если нас кто то увидит, то, что подумает?

– Давно ли вас стало заботить, что о вас кто то подумает. Должна вам сказать, что с того дня, когда вы мне сообщили, что я вам не дочь, вы заметно изменились.

– Да. Вы правы. Изменился именно с того самого дня, когда вы попросили у меня пощады для мсьё маркиза де Шаверни. Кстати, могу вас обрадовать. Маркиз де Шаверни возвратился в Париж.

Она не ответила, но с таким неподдельным недоумением посмотрела ему в глаза, что мэтр Анри осекся.

Он поцеловал ей ручку, будто собираясь уходить. Но она, вцепившись ему в руку, его задержала:

– Послушайте, Анри, если эта пытка продлится еще несколько дней, то однажды, придя домой, вы меня не застанете. Я убегу. Я вижу, что вам мешаю. Не знаю как, но я найду способ освободить вас от тяжелого бремени.

– Не получиться, Аврора, не успеете. Скоро у вас не будет нужды меня покидать.

Эти слова ударили Аврору, как хлыст. Она побледнела и растерянно пролепетала:

– Что это значит? Вы меня выгоняете?

Мэтр Луи, закрыв руками лицо, не отвечал. Они по-прежнему находились один напротив другого. Аврора сидела на подушке, опустив голову на его колени. Ладони мэтра Луи мягко поглаживали ее каштановые волосы, в свете лампы отсвечивавшие золотом.

– Чтобы чувствовать себя счастливой, – продолжала она, – мне нужно совсем немного, Анри, совсем немного. Мне нужно каждый день вас видеть, вас встречать, вам улыбаться, все, как было прежде и в Памплоне и в Мадриде. Разве вам трудно стать прежним, Анри, внимательным, заботливым?

– Аврора, – сказал он так, будто не слышал ее последних слов. – Но ведь есть и другая жизнь. Жизнь, которую вы пока не знаете: блистательная, наполненная роскошью, богатыми нарядами, драгоценными украшениями, тонкими ароматами благовоний, молодыми галантными кавалерами, наконец.

– Зачем мне это знать?

– Вы уже взрослая девушка, и рано или поздно должны познакомиться со светской жизнью. Я больше не имею права держать вас взаперти.

И понизив голос, будто дальше обращался только к самому себе, прибавил:

– Возможно, вам придется сделать выбор. А чтобы выбирать, нужно знать.