Гордая американка

– И вы смеете так разговаривать со мной после всего, что между нами произошло?

– Между нами ровно ничего не произошло, – вкрадчиво проговорил он. – Признаюсь, это вызывает у меня глубокое сожаление; не скрою и того, что вы заставили меня страдать. Теперь я благодарен вам за то, что у вас хватило разума и стойкости. Если я намеревался явиться к вам завтра, то только затем, чтобы просить у вас извинения.

– Любовь не нуждается в извинениях, – пробормотала она печально. Ее грусть не осталась незамеченной. – Вы станете утверждать, что любили меня?

– Я был искренен. Из-за вас я потерял голову. После нашей встречи я неделю за неделей метался между надеждой и яростью; я дошел до того, что не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, как сделать вас своей. Добиться этого стало моим единственным стремлением, единственным желанием. Я жаждал вас изо всех сил, я дошел до того, что предложил вам выйти за меня замуж – вам, замужней женщине! Я сделал из себя посмешище!

– Искренность никогда не бывает смешна. К несчастью, я вам не поверила…

– Это ложная скромность или легкомыслие, мадам. Разве зеркало не напоминает вам что ни день, насколько вы соблазнительны? Меня извиняет то, что я совершенно ошибся на ваш счет, но как я мог представить себе, что столь обольстительная оболочка питается холодной, как лед, кровью? Видимо, я плохо знаю американок. Выходит, у вас флирт – времяпрепровождение, и только…

– Не принимаете ли вы за холодность простую честность? У вас это, кажется, зовется добродетелью.

– С такой женщиной, как вы, немудрено запутаться. Добродетельные женщины, которых я знаю – есть и такие, можете мне поверить! – никогда не затевают ради забавы жестоких игр, ставящих целью довести несчастного до исступления, чтобы потом пренебрежительно оттолкнуть его!

Александра пожала плечами и, встав с кресла, предложенного ей хозяином, подошла к окну, чтобы полюбоваться отблесками света на глади Большого канала.

– Все дело, по-моему, в том, что вы, будучи избалованы женским поклонением, чересчур уверены в себе. Я с самого начала давала вам понять, что меня не заполучить.

– Тогда надо было перестать со мной видеться, а не продолжать меня подманивать; надо было отворачиваться от меня, когда нам доводилось оказаться в одной компании, а не принимать мои ухаживания, как это делали вы; не надо было танцевать со мной – Бог свидетель, танцевали мы немало! Разве вы забыли, с каким увлечением вы принимали мои потуги? Признайтесь: вам нравилось кружить мне голову!

– Женщине не возбраняется немного пококетничать…

– Немного?! Да вы этим одним и занимались! Только не надо меня убеждать, что этим занимаются все до одной американки. Пример Долли д'Ориньяк и Элейн Орсеоло доказывает обратное.

– Не слишком ли примитивный прием – обвинять во всем меня после ваших собственных поступков?

– Если вы имеете в виду Делию, то я люблю ее, только и всего.

– Не слишком ли стремительно вас обуяло это чувство?

– Сердцу не прикажешь. Я не ждал вчера, что оно сыграет со мной такую шутку.

– На сей раз вы совершенно уверены, что любите? По-моему, вам свойственно путаться…

– Да, признаюсь, в вашем случае я принял за любовь желание. К ней я питаю совсем другие чувства. Ее я нахожу волшебной, полной жизни и изящества. Она – воплощение мечты, которую лелеет любой мужчина, размышляющий о том, какой женщине ему бы хотелось посвятить свою жизнь. К тому же она, по-моему, созрела для любви, с вами же этого – простите мне мою грубость – не случится никогда.

– Какое вы имеете право это утверждать?!

Эти слова она буквально выкрикнула, и голос ее дрожал от такого неподдельного возмущения, что Фонсом уставился на нее, изучая это лицо, эти глаза, в которых застыли слезы, эти приоткрытые губы, похожие на плод, налившийся соком… Его осенило: уж не отдаться ли она пришла? Это дерзкое платье, это откровенное декольте, этот затуманенный взор… Ему ничего не стоило сделать так, чтобы она упала в его объятия и чтобы он смог наконец, повалив ее на кушетку, овладеть этим телом, воспоминание о котором так долго преследовало его ночами…

В это безмолвное мгновение решалась жизнь обоих. Александра шагнула к молодому человеку, в котором вновь начинало бурлить желание. Как тут устоять?.. Но в этот момент из окна до него донесся женский смех, похожий на смех Делии. Ему показалось, что перед ним стоит не Александра, а эта девушка, именно такая, какой он впервые увидел ее на галерее дворца. Поддавшись соблазну, он лишится ее навсегда. Сожаление об этой утрате будет потом преследовать его всю жизнь, потому что Делия никогда не простит ему предательства. Ей было чуждо всякое притворство, она не пыталась прятать свою любовь.