Гордая американка

Он помог ей забраться на подножку и подхватил чемоданы, которые носильщику пришлось буквально забрасывать в тамбур. Все произошло в последний момент: через секунду раздался свисток, сигнализирующий об отправлении. Александра сунула кондуктору билет и окинула проводника растерянным взглядом.

– Судьбе было угодно, чтобы я опять свалилась вам на голову, – вздохнула она. – Скорее проводите меня в мое купе: мне совершенно необходим отдых.

– Это видно невооруженным глазом, мадам. К сожалению, вы окажетесь прямо над колесами: это единственное свободное купе.

– Неважно! Кажется, я способна уснуть прямо на гвоздях, как факир.

– Слава Богу, на гвоздях я вам спать не предлагаю, – с улыбкой отозвался Пьер. – Могу ли узнать, куда вы держите путь?

– В Канны.

В следующее мгновение Александра очутилась в купе, ничем не отличающееся от того, воспоминания о котором будут сопровождать ее по гроб жизни. Единственное отличие состояло в отсутствии двери, которая позволяла бы проникнуть в соседнее купе…

– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – предложил проводник. – По-моему, это вам не помешает, миссис Каррингтон.

– Вы запомнили фамилию?

– О, мадам, вы относитесь к женщинам, которых невозможно забыть, даже если очень постараться. Однако, если позволите поделиться наблюдением, вы выглядите страшно утомленной, как после длительного путешествия..

– Так и есть: только этим утром я прибыла из Вены. Можно ли накрыть прямо здесь подобие ужина: скажем, бульон, омлет? В вагон-ресторан я не пойду.

– Понимаю, у вас сохранились о нем не очень приятные воспоминания… Я распоряжусь, чтобы вам принесли все, что вы пожелаете.

– Спасибо. Признаться, первым делом мне хочется глотнуть коньяку.

Предлагая какой-нибудь напиток, Пьер Бо имел в виду горячий чай; впрочем, он воздержался от замечаний. Воистину, американские дамы совершенно не похожи на своих европейских сестер, хотя эта разница казалась ему даже симпатичной: по его мнению, чашка чая могла успокоить разве что англичанина.

Совсем скоро Александра, которой был подан отличный трехзвездочный коньяк, сняла шляпу и пыльник и стала дегустировать напиток, рассматривая окрестности Парижа, которые и сейчас произвели на нее не менее удручающее впечатление, чем в первый раз.

На самом деле она не очень-то соображала, что делает. Первым ее побуждением после того, как она поднялась с постели, чувствуя еще больше отчаяния, чем когда ложилась, было справиться о расписании пароходов, отплывающих в Америку, однако она бросила трубку внутреннего телефона, так и не дождавшись ответа портье. Что ей делать в Нью-Йорке, где, кстати, не будет Джонатана, чей дом может встретить ее запертой дверью? Ждать в отеле, задыхаясь от жары и корчась под насмешливыми взглядами недоброжелателей, возвращения супруга, после чего, бросившись к его ногам, умолять о прощении и просить отменить поспешное решение? Что за нелепость! Каррингтон вынес жене приговор, даже не выслушав ее защитной речи, лишив ее законного права оправдываться. Хуже того, он нисколько не усомнился в правдивости репортерского вымысла! Как при подобных обстоятельствах бедняжке не чувствовать себя оскорбленной? Ей совершенно не хотелось жертвовать гордостью и защищаться…

Больше всего на свете она не переносила несправедливость. Приговор, вынесенный судьей Каррингтоном, был вопиюще несправедлив, даже если это объяснялось приступом желчности, вызванным упорным молчанием жены. Это никак не могло служить для него оправданием.

Тут головку Александры посетила новая идея: уж не маневр ли это, преследующий цель в законном порядке лишить ее имущества? Все указывало на то, что Джонатан с готовностью ухватился за удачно подвернувшийся предлог. Для Александры не составляло тайны, что в Нью-Йорке у нее есть далеко не только друзья. Там хватало личностей обоих полов, которых ее замужество опечалило и даже раздосадовало, – злобных завистников, которые не могли простить ей блеска и успеха в свете. Не говоря уже о тех, кого она вообще не знала или знала, но очень плохо, скорее понаслышке…

Разве можно быть уверенной, что не появилась женщина, которой удалось соблазнить Джонатана? Более того, здесь чувствовалось чисто женское коварство: кто еще стал бы подсовывать главному прокурору штата ядовитую статейку, утаив более поздние извинения, принесенные автором?

Несколько часов кряду голова ее пухла от противоречивых мыслей, пока она окончательно не отчаялась разобраться в ситуации.

Естественно, она ни на минуту не забывала о дражайшей тетушке Эмити. Ей очень хотелось обрести убежище у нее и у дяди Никола, способного играть роль блестящего советчика благодаря своей мудрости, прозорливости и расположению к ней. Увы, позвонив в квартиру на набережной Вольтера, она нарвалась всего лишь на сонного слугу. Оказалось, что месье и мадам Риво еще не возвратились из Турени, и никто не знал, где они находятся в данный момент, как это всегда бывает во время медового месяца.