Гордая американка

Его появление трудно было назвать величественным, если не считать халата с золотым шитьем, достойного халифа. Светлые волосы его были всклокочены, лицо поражало серым оттенком, одутловатостью; казалось, оно вот-вот пойдет пузырями. От него пахло смесью одеколона и вина; стоило ему открыть рот, как на гостя шибануло перегаром, способным умертвить лошадь. Он не позаботился смыть с лица краску, однако его мутные глаза глядели враждебно.

Риво, вовсе не напуганный нелюбезным видом Лоррена, представился, упираясь для удобства на тросточку, и спокойно объяснил, в чем заключается цель его визита. Лоррен слушал его с растущим нетерпением.

– Если бы вы лучше знали меня, сударь, – проговорил он наконец, – то знали бы и другое: я никогда не опровергаю написанного мной ранее.

– Вот как? Даже если вам доподлинно известно, что написанное вами есть ложь, ибо события развивались совершенно не так, как это было представлено вами?

– Я солгал? Разве ваша миссис Каррингтон не остановила поезд? Разве не сошла в Боне?

– Этот поступок может объясняться тысячью разнообразных причин. Та же, которую придумали вы, истинной не является.

– Вы так в этом уверены? Откуда такая убежденность?

– Я знаю миссис Каррингтон, которая, как я уже сказал, скоро станет моей племянницей. Вы нанесли удар по ее честному имени.

Журналист пожал плечами и принялся протирать кольца на пальцах платком, выуженным из жилетного кармана.

– Ваши уверения смехотворны! Все женщины одинаковы: от них дурно пахнет.

– И от этой тоже? – Риво указал кончиком трости на портрет.

– Эта?! – Голос журналиста неожиданно сделался похож на голубиное воркование. – Это не женщина, а нимфа, лилия, богиня, муза и дыхание поэзии. Она божественна! Остальные же – всего-навсего грязь у нас под ногами. Красив один мужчина…

– Ваши вкусы всем известны! Вы содомит, садист, демоническая личность. Вам нравится совращать людей, особенно юношей.

– Вас неверно проинформировали. Я не люблю юнцов: от них пахнет цыпленком. Мне подавай мужчин, настоящих мужчин!

– Ага! А чем, по-вашему, пахнет от них?

– Горячим хлебом! Вкусным горячим хлебом! Деревенский запах! Тепло! Они…

– Сколько в вас энтузиазма! Вы заставляете меня сожалеть, что я не дал войти к вам еще двоим. Можете мне поверить, то были двое истинных мужчин, которые горели решимостью сломать о вашу спину несколько тростей, а то и порядком подпортить вам внешность. Впрочем, повреждения не были бы очень заметны!..

Отекшее лицо писаки исказила гримаса ярости. Его зеленоватые глаза блеснули, как болото, озаренное луной.

– Напрасно вы помешали им войти! Я бы изрядно позабавился. Люсьен! – внезапно позвал он. – Зайди сюда, малыш!

Дверь в гостиную вдруг показалась очень низенькой: в ней вырос блондин, напоминающий телосложением медведя; он был почти совсем наг, если не считать повязки на бедрах; впрочем, тело его поросло настолько густой шерстью, что сперва могло показаться, что он одет. На его багровом лице выделялись длинные галльские усы. Риво вспомнил о пристрастии Лоррена к базарным силачам и едва не спросил, чем пахнет этот экземпляр.

– Видишь этого господина? – прорычал журналист. – Он полагает, что имеет право на мою признательность, так как помешал только что двоим замухрышкам попотчевать меня палкой. Так покажи ему свое умение.

Однако, прежде чем мастодонт принялся за дело, Риво привлек внимание Лоррена жестом руки.

– Думаю, – резко проговорил он, – мы уже достаточно посмеялись. – Теперь вам придется мне повиноваться!

С этими словами он, засунув трость под мышку, сделал уже двумя руками жест, от которого журналист застыл, как копанный. Побледнев, он остановил своего телохранителя.

– Возвращайся к себе, Люсьен! Произошло недоразумение. Я скоро к тебе присоединюсь.

Оставшись наедине, Риво и Лоррен какое-то время смотрели друг на друга, причем взгляд Риво делался все более неумолим, а журналист все больше терял уверенность в себе, с каждой секундой все больше съеживаясь.

– С этого и надо было начинать! – проворчал он. – Вы магистр?

– Больше.

– Преподобный?

– Еще больше. Знайте, что я достиг восемнадцатой степени и обладаю властью скрутить вас в бараний рог, если вы не сделаете того, о чем я вас сперва просто вежливо попросил.

– Чего вам, собственно, нужно?

– Всего-навсего статейки: вы достаточно поднаторели, чтобы суметь восстановить справедливость, не выставив себя на посмешище. Но только быстро! Мне очень не понравится, если из-за вас миссис Каррингтон, которой предстоит пробыть в нашей стране еще несколько недель, обнаружит, что двери великосветских салонов захлопываются у нее перед носом!

– Договорились. Немедленно сажусь за статью.

– В таком случае мы оба забываем о том, что только что произошло. Ваш покорный слуга!