Руки скользят по бедрам, и черные бикини воробышка уже на ее красивых щиколотках, а мои губы мнут мягкий живот. Она оказывается на узком комоде у стены прихожей раньше, чем я успеваю сообразить, что сделал. Откидывает голову, разводит колени, притягивая меня к себе, а я внезапно понимаю, что поступаю сейчас с ней ничем не лучше урода Ящера, готовый немедленно ворваться в ее податливое тело. Взять девчонку у гребаной стены в чужой прихожей гребаного отеля.
Черт! Как в дешевом рейтинговом кино для взрослых. С одной лишь разницей: все, что в эту ночь происходит между нами, – отнюдь не инсценировка чувств, не короткая схватка желаний, все куда серьезнее.
Я останавливаюсь, тяжело дыша, нависая над плечом птички. Не в силах отступить и вместе с тем боясь ранить. Испортить все к черту своей порывистостью!
– Нет! – неожиданно твердо говорит она. – Не смей! Только ты… Только ты сейчас, слышишь!
Хочу тебя…
Два ключевых слова, сорвавшие последние оковы с моего желания. Сулящие телу освобождение от боли, заставившие сердце в ответ на них удариться о ребра с двойной силой, пламенем сказанного напрочь лишив дыхания.
Да, только я. Только для тебя. Только с тобой.
Не сейчас – всегда.
Господи, воробышек, как же долго я ждал! Кажется, века. Слышал голоса многих, был со многими, а отозвался лишь на шепот залетевшей в душу сероглазой золотоволосой птички.
Я вхожу в нее медленно, на прерывистом вдохе, держа раскрытыми губами ее губы и закрыв глаза. Выпивая ее первый стон удовольствия до последней капли, новым толчком побуждая еще больше раскрыться для меня.
Да, моя девочка, вот так встречай меня. Неизменно горячей и отзывчивой. Стонущей. Оплавляющейся свечным воском в моих руках.
– О-ох! – выдыхает она, прочерчивая напряженными ноготками кожу на спине, сжимая вокруг моих бедер колени, и я тут же прячу в изгибе ее открытой шеи довольный рык. – Ты… большой, Люков.
– Птичка… – на миг замираю от такого признания, не зная, что сказать и что ожидать от девчонки, но она уже скользит пальчиками к затылку, зарываясь ими в мои волосы, шепчет, притягивая меня к себе, опаляя жарким дыханием ухо.
– Большой. Мне нравится…
Ах ты, хитрая плутовка! До самых кончиков мизинцев ног настоящая женщина, пусть и не ведающая о том. Я нахожу мягкие губы и вновь заставляю птичку ответить мне протяжным стоном. С трудом оторвавшись от нее, честно предупреждаю, осторожно прикусывая нежную кожу на запрокинутом подбородке, жадной рукой прогибая ее под талией к себе.
– Воробышек, осторожней. После таких признаний я не продержусь долго. Ты и так сводишь меня с ума. Ты невозможно…
– Я тоже… – тонкие ноготки ложатся на лопатки, соскальзывая вниз, сердце девчонки гулко бьется о мою грудь, – тоже не продержусь… Ох, Илья!
– Что? О Господи! – Я чувствую, как птичка сжимает меня, задерживает вздох… и отпускает себя, тихонько вскрикнув, нанизывая на бьющееся во мне желание волны своего удовольствия. И задыхаюсь сам, растворяясь в ней, встречая хриплым стоном раскроивший меня надвое цветной мир. Целую девчонку, крепко прижимая к себе, чувствуя переполняющую сердце радость от нашего общего с ней финиша встретившихся желаний.
Вот теперь она моя. До последней клеточки, вся и неделимо. Только бы подобрать слова. Только бы успокоить и уверить, что никогда больше Ящер не коснется ее даже взглядом и не встретится на пути. Только бы не испугать напором.
Черт! Как же много этих «только»! И как больно ранит сердце ее неверие!
Но как тепло ласкает душу блестящий взгляд.
«Помоги узнать, как это – быть с тем, кто хочет тебя, и кого хочешь ты. Кого очень хочешь!»
Птичка-птичка, невеличка, надеюсь, ты простишь мне мой голод. Потому что я едва насытился. И потому, что не могу отказать тебе в любой просьбе.
– Воробышек, – я отрываю от нее губы, спускаю руки по плечам и приподнимаю в осторожной ласке упругую грудь, наполнившую мою ладонь, – ты чудо! – Провожу большими пальцами по соскам, вновь прерываясь в дыхании от эмоций, так и не отпустивших меня, склоняю голову и играю с грудью губами, вызывая в птичке ответный трепет. Сжимаю гладкие ягодицы, оглаживаю разведенные для меня бедра, пока не чувствую, что готов войти в нее снова.
Однако же я оценил ее смелость, и продолжим мы уже не здесь.
– Илья, я не против, но мой копчик помнит, что где-то в номере есть кровать, – словно подслушав мои мысли, улыбается Воробышек, и я на руках уношу свою девочку в комнату, не позволив ее босым аккуратным ступням коснуться пола. Опустив на постель, сам ложусь рядом, укрываю нас одеялом и долго просто смотрю на нее, не в силах отвести взгляд от рассыпанных на подушке волос и точно фарфоровых в лунном свете плеч.