– Нет, я… – собираюсь сказать, что если сейчас уйду, то вполне успею забежать перед первой лентой в общежитие и позавтракать с Танькой, но вдруг, уловив в лице парня едва наметившуюся кривую усмешку, хмурюсь. Спрашиваю осторожно и с подозрением:
– А что? Только не намекай, Люков, что хочешь кофе. Кофе вреден для здоровья, знаешь ли, особенно в больших количествах.
– Кофе? И не думал даже, – он разворачивается и невозмутимо проходит мимо меня в душ. – Давай чай, Воробышек, – повелительно бросает через плечо, захлопывая дверь ванной комнаты перед самым носом увязавшегося за ним кота. Повышает голос так, чтобы я услышала его из-за двери. – Сделай, и будет тебе к университету личное такси, а к зачетной неделе – счастье!
– Счастье?! – я стою и оторопело моргаю вслед наглецу Люкову. Растерянно оглядываюсь на дверь, не зная, что и думать. Похоже, парень решил не стесняться на мой счет, и, раз уж я под рукой, использовать по «договоренности» по полной программе.
Что ж, сама виновата, винить в том некого.
Он прав. Со следующего понедельника начнется зачетная неделя – время сдачи долгов и обивания в поклонах порогов кабинетов, и без помощи Ильи мне не справиться. Одних чертежей за мной висит семь штук! И с мыслью, что я использую его не меньше, а может, и гораздо больше, покорно бреду на кухню и ставлю на плиту чайник. Готовлю кружки и разливаю в них кипяток.
Оладьи вышли отменные – пышные, теплые и хрустящие, рагу – вкусным и ароматным, мне не стыдно за свою стряпню. Люков не жаден, и я с удовольствием угощаюсь за его счет. Хрущу четвертым деруном, запущенным в сметану, попивая дорогой чай и изредка поглядывая на молчаливо завтракающего Илью, когда мой телефон внезапно содрогается в виброрежиме.
– Да, Тань, – негромко отзываюсь я, поднеся аппарат к уху. – Привет.
– Привет, Женька! – восклицает Крюкова, как всегда наплевав, что на дворе стоит раннее утро и время для крика не самое подходящее. – Ты где? Едешь уже? – громко интересуется. – Я так и знала, что ты с ночевкой дома останешься! Серебрянского к нам в комнату протащила, представляешь? Прямо под носом у вахтерши! Вот зараза! Я его великодушно простила, а он мне всю ночь спать не давал, в любви признавался, дурачок. Жень, ты хлеб купи, если что, а то мы весь сожрали! И масло сожрали, ага. И даже сухари! А чё так тихо вокруг? – девушка смеется, но вдруг настораживается. – Ты вообще в автобусе или где? Же-ень?! Ау! Жень!
На кухне Люкова так тихо, что голос Таньки отчетливо доносится из динамиков.
– Тань, я не в автобусе, – признаюсь подруге, – но скоро буду. Пожалуйста, Крюкова, – прошу, прикрыв телефон рукой, – говори тише, утро же!
Но только я прошу Таньку быть сдержанней, как она взрывается требовательным криком:
– Воробышек, немедленно отвечай, где ты! Слышишь, Женька, не молчи! Еще семи утра нет, где это ты торчишь?!
– Я, э-э, у одного знакомого, Тань, – закусываю губу и кошусь на Люкова, не зная, что сказать. Он отлично слышит разговор, продолжает неторопливо жевать, но в уголке его рта появляется кривая ухмылка.
– Где? – вопит Танька. – У какого еще знакомого? Не ври, Женька, я тебя знаю! Нет у тебя здесь никаких знакомых! Немедленно признавайся, где ты и что случилось? А то я сейчас к тебе домой позвоню, мне это все не нравится!
– Успокойся, Крюкова, – почти сержусь я. С Таньки ума станется переполошить мать и братьев. – Я у Люкова Ильи переночевала. Сейчас позавтракаю и скоро буду.
– У кого?! – глухо переспрашивает Танька, кажется, теряя дар речи.
– У Люкова, помнишь, я говорила – с четвертого курса. О-он мне с учебой помогал, – закрываю глаза и краснею как маков цвет. Господи, до чего глупая ситуация!
Танька на миг затихает, мне даже кажется, что девушка бросила трубку, но вдруг ее голос с новой силой врывается из динамика в тишину кухни:
– С какой еще учебой? Ты что, подруга, меня за простофилю держишь? Так я тебе и поверила! Воробышек, ну ты даешь! Признавайся, у тебя с ним что, было?! Было, да? – выкрикивает громко и почему-то радостно. – Очуметь! А я тебе, Женька, что говорила?! Совмести приятное с полезным! Хороший секс еще никому не вредил! Ну, и как наш бэдэсэмэшный красавчег? Не подкачал? А…
Но я уже не слушаю Таньку, а попросту отключаю телефон. Я знаю, мне не удастся спрятаться от ее вопросов, и вечером она скорее всего замучает меня выпытыванием подробностей, но сейчас, под вопросительным взглядом Люкова, я чувствую себя ужасно.
– Поставь чашку на стол, Воробышек. Если хочешь, возьми другую.
– А? – я поднимаю глаза на Илью, так и не отхлебнув чай. – Что?
– Ты положила в чай сметану и вряд ли сделала это намеренно. Не советую пить такую дрянь.
– Правда? – я кошусь в чашку, где плавают белые хлопья, и поспешно отставляю ее от себя. – Послушай, Люков, – говорю, рассматривая под своими пальцами тонкий перламутровый фаянс. – Ты же понимаешь, что все это ерунда?
– Ты о чем, Воробышек? – сухо спрашивает Илья. Он давно допил свой чай и опустошил тарелку, и теперь, откинувшись на спинку стула, с любопытством смотрит на меня.