Я не могу в себе разобраться, чувство слишком неожиданно и ново, и я, недолго думая, говорю, пряча за тронувшей губы улыбкой растерянность:
– Да, длинные четыре дня, в которые я успела поверить, что Илья Люков навсегда обо мне забыл.
Он, наконец, разворачивается и стаскивает с головы бандану. Устало запускает руку в рассыпавшиеся по лбу и вискам волосы.
– Привет, Воробышек, – говорит, чуть приподняв в ответ на мою улыбку уголок рта. – Как ты? – смотрит так, словно ему действительно это небезразлично.
И я пожимаю плечом, честно отвечая:
– Хорошо.
Он все еще смотрит, и я продолжаю:
– Мне намного лучше, спасибо тебе, Илья. За все. Ты очень помог, правда. А братья… – я оглядываюсь в сторону кухни и вздыхаю, – так уж случилось, что братья тут. Извини. Я поговорю с мальчишками и все объясню. Если бы они не думали, что м-между нами что-то есть, – я на мгновение смущаюсь своих слов и его прямого карего взгляда, – они бы не вели себя так дерзко. Иван и Данил хорошие ребята и, в сущности, еще дети…