Гордая птичка Воробышек

  - М-м, нет... - зачем? Мне и так хорошо. Как странно у меня качается голова, как у большого насекомого. Интересно, у меня есть усы? Вот было бы здорово! И панцирь бы не помешал. Ветер стих, теченье отпустило, и марь больше не пугает мутной глубиной. Я вновь покачиваюсь на волнах и улыбаюсь, утопив тело в теплой воде. А где-то там, далеко надо мной раскинулось слепящее синее небо и уносящаяся ввысь птица. Господи, сколь же здесь простора! Черпай горстями - не хочу! И я не хочу. Сейчас я больше всего хочу оглянуться и дотянуться пальцами до теплого дыхания, так приятно шевелящего висок. - Ммм...

  - Да, иди ко мне, вот так. Зачем ты это сделала, птичка? Я не стою того.

  - Т-тебе не понять.

  - Скажи.

  - Не-ет. Это неправильно. Т-ты не Колька.

  - Не он.

  - Колючий... Ты пахнешь по-другому.

  - Что, очень гадостно?

  И снова голова качается так странно, словно ее отделили от тела, и она живет сама по себе. Глаза закрыты, но пальцы ложатся на теплую кожу и ползут по ней, пробуя, изучая, запоминая...

  - Приятно... Ты теплый и вкусно пахнешь, ка-ак Люков. Мне нравится.

  - Это хорошо.

  Я смеюсь и утыкаюсь носом куда-то в теплую ложбинку. Ласково касаюсь кожи щекой.

  - Глупый, это опасно.

  - Почему, Воробышек?

  - Потому что.

  - Это не ответ, птичка. Скажи мне.

  Мне надо глотнуть воздуха, чтобы признаться. Его здесь много под синим широким небом, прохладного и чистого, с хвойными нотами и тонким ароматом апельсина. Он дразнит ноздри и мягко ласкает лицо, успокаивает, нашептывая что-то одно ему ведомое. Я распахиваю глаза и вдруг замечаю:

  - Это что, звезды? Там, высоко?

  - Да. Мы на улице, Воробышек. Вокруг темная ночь, и тебе давно пора спать. Не холодно?

  - Нет. Мне хорошо.

  - Тогда ответь, почему?

  - Какой ты настырный... Я совсем не вижу тебя. Потому что разбивает мне сердце, а это больно. Ты знаешь, как болит сердце, когда умирает?

  - Нет. Возможно, отчасти, но это было так давно.

  - Во-от. А я знаю. Он сильный, он не заметит, а я умру.

  ***

  - Ща-ас! Разбежалась носом в песок! А ну чеши отсюда, Веревкин, со своими конфетками и приглашением, пока я тебя с гостеприимными дружками пяткой по почкам не отходила! Надоел! Что вам всем сегодня здесь медом намазано, что ли? Нет Женьки! А вот так! Да, час назад была, а сейчас сплыла. Куда, не твоя забота. Уточкой вниз по лестнице и домой тю-тю! А что я? В моих развратных планах на вечер тебя нет! И приятелю своему дерганому скажи, чтобы зубы вахтерше не скалил, не то пломб не досчитается! А мне все равно, знаешь ты его или нет! Я предупредила, Веревкин. Пока!

  Входная дверь с глухим стуком входит в коробку и щелкает замком.

  - Вот придурок! Воробышек ему к новогоднему столу подавай! Людоед недоделанный! - слышу я Танькино гневное ворчание и открываю глаза.

  - Крюкова, ты чего шипишь? - бормочу сонно, потягиваясь под одеялом. - Кто тебя рассердил?

  Солнце светит в окно подозрительно ярко, за стеной у девчонок громко играет музыка, слышится смех, и я понимаю, что утро, должно быть, давно наступило.

  - О-о! - сердито выдыхает подруга, пока я ладонью пытаюсь подавить широкий зевок, ветром проносится по комнате и решительно сдергивает с меня одеяло. - Хороша ты спать, Варвара! Коса слева, коса справа! Посередке носопырка, а в ушах пробиты дырки! У нас тут с утра внеплановое столпотворение самцов у дверей пещеры, а она еще спрашивает!

  - Тань, ты чего? - удивляюсь я, протирая глаза. Отбираю у подруги одеяло и вновь укутываюсь в него. Вдавливаю щеку в подушку. - Случилось что?

  - Не знаю! - поджимает губы Крюкова и упирает руки в бока. Смотрит сверху вниз со странным осуждением во взгляде. - Это ты мне скажи, Воробышек, случилось или нет. Как у нас головушка, не болит?

  Я внимательно сканирую внутренние ощущения организма на предмет боли и встречаю легкую пульсацию в виске признанием:

  - Кажется, есть немного. Не так чтобы очень, конечно, а-а что?

  - Ой! - отмахивается Танька, картинно воздев брови. - Ерунда, Жень, не бери в голову! Подумаешь, в третьем часу ночи чуть заикой не стала. Звоню - не отвечаешь. Ладно, думаю, может, домой уехала. Спать прилегла - сама понимаешь, ночь, все дела, завтра новый год, - как вдруг в комнату вваливается какой-то всклокоченный тип с тобой на руках, ничего не объяснив, желает спокойной ночи и ве-ежливо так интересуется, нависнув в темноте, а не найдется ли у спящей красавицы случайно для него льда? У него глазик, видите ли, бо-бо, напух! И вообще, он сегодня именинник и надо бы его на ночь глядя пожалеть. Нашелся лед. Сразу под оба глаза!

  - Та-ань...