Гордеев – дракон на минималках

Поднявшись на второй этаж, я увидел длинную барную стойку, несколько столиков с большими кожаными диванами и вип-зоны, отделенные от общего зала бархатными занавесями. В дальнем углу в окружении нескольких человек стояла высокая широкоплечая фигура, которую я уже ни с кем больше не спутаю. Именно из-за этой мускулистой комплекции я и лишился сегодня днем своей одежды. Семеныч что-то увлеченно рассказывал своим слушателям и те громогласно смеялись чуть ли не на каждую его реплику.

Я хотел, было, направиться к нему, но вовремя вспомнил, что я уже не барон Гордеев. Черт, куда же Боярский запропастился? Я уже хотел привлечь к поискам Пушистика, который в это время залипал возле соблазнительной стриптизерши, но в это время услышал за спиной знакомый голос:

— Ага! А вот и он!

Ну наконец-то! Я обернулся и увидел спешащего ко мне Боярского. Он широко улыбался и приветливо протягивал мне руку. Обменявшись со мной рукопожатиями, он указал на одну из вип-зон:

— Ну пойдем, расскажешь, что да как! Сто лет тебя не видел! — громко произнес он, чтобы было слышно окружающим, находящимся поблизости.

Мы прошли через весь верхний зал и вошли в вип-зону. Здесь все уже было подготовлено для высокого гостя: на столе, вокруг которого расположился углом белый кожаный диван, стояли закуски и несколько бутылок элитного алкоголя, а на подиуме в углу соблазнительно вертела бедрами симпатичная танцовщица.

— Ирина, пока можешь быть свободна, — отослал стриптизершу Боярский.

Когда она вышла, граф сел на диван и плеснул в два стакана виски.

— Садись, угощайся, — показал он на стол и протянул мне стакан. — Отлично выглядишь. Прям от настоящего не отличить, — добавил он, внимательно оглядев меня с головы до ног. — Теперь уж, хочешь ты того или нет, но хотя бы в присутствии других ты для меня Алексей Дмитриевич, а я для тебя — Станислав Викторович.

Боярский поднял стакан.

— С возвращением, граф Суворов!

Мы чокнулись и залпом осушили стаканы.

— Я хочу познакомить тебя с одним человеком. Думаю, он тебе будет интересен, и вы найдете, о чем поговорить, — Боярский загадочно улыбнулся. — Он будет с минуты на минуту. А пока скажи мне вот что: я заметил, что ты внизу беседовал с графиней Горностаевой. Ты ей что-нибудь про себя говорил?

Я кивнул и вкратце пересказал Боярскому наш разговор, опустив момент с появлением пижона с сигарой.

— Хм, неплохо, — кивнул Боярский. — Примерно совпадает с той версией, которую я для тебя набросал. В общем, детали по твоему счастливому возвращению таковы. Ты лежал в приграничной больнице с полной амнезией без перстня и документов, там тебя увидел и узнал начальник моей охраны Семеныч. Он как раз в конце весны был в приграничье. Мы перевезли тебя в мою частную клинику под Питером, где ты продолжил реабилитацию. Память полностью так и не восстановилась. Пару дней назад ты выписался, переехал в мой особняк и занял часть третьего этажа. С тобой делит квартиру сестра твоего погибшего друга, Екатерина и ее подруга. Ты их приютил в память о Павле, и вы ведете, — Боярский многозначительно посмотрел на меня, — примерную и целомудренную жизнь. Ты заботишься о Кате, как о своей собственной сестре. Запомнил?

Я медленно кивнул, еще раз закрепляя в голове сказанное Боярским, а потом спросил:

— Пашка с Суворовым реально были друзьями или это просто часть легенды?

— Они дружили с детства и даже учились на одном курсе академии, — подтвердил Боярский. — Твоя легенда должна максимально, где это только возможно, совпадать с реальностью. Теперь насчет твоего родового имения. Ты, наверное, уже понял из досье, что у тебя с Суворовым одна и та же кость в горле — князь Мышкин. Кстати, имение графа он скоро приберет к рукам, если ты не вмешаешься.

— Не понял. А я-то что могу сделать? Я же не Суворов. Стоит мне снять кольцо и все! — недоуменно покосился я на Боярского.

— Так ты не снимай. Делов-то! — ответил он так, словно речь шла о развязавшемся шнурке.

— Не понял. Ты хочешь, чтобы я стал Суворовым не только в твоем окружении, но и в жизни?

— А что? Плохо что ли? Теперь ты граф, а не какой-то там захудалый восемнадцатилетний барон, а это многого стоит. И самое главное — твой родовой перстень… Только не говори, что ты не охренел, когда надел его. — И Боярский самодовольно улыбнулся.

— Расскажешь, как ты это провернул? — с любопытством спросил я.

Граф вдруг резко помрачнел и разлил еще виски по нашим стаканам. Сделав приличный глоток, он сказал:

— Лешка Суворов был моим другом. Он до последнего ничего мне не рассказывал. Мы с ним почти и не виделись в последний год его жизни. У него были дела в приграничье, у меня — в Питере. Да и не привык он помощи просить. Сам пытался все разруливать, прям как ты. Это его и сгубило…

Боярский задумался и немного помолчал.