Он припарковался у памятника маленькому барабанщику и пошел по рю Д’Амазон. Медной таблички над кнопкой звонка уже не было. Георг еще раз проверил номер дома и убедился, что не ошибся: дом был тот самый, но табличка исчезла. К двери подошел какой-то молодой парень в белом халате, сказал Георгу: «Открыто» — и вошел в подъезд. Георг поднялся вслед за ним на второй этаж. Дверь в контору стояла настежь, таблички на ней тоже не было, а в помещении работали маляры.
— Что здесь происходит? — обратился Георг к белому халату, вместе с которым поднимался по лестнице.
— Сами видите — ремонт, — ответил тот. Это был веселый парень с нагловатым лицом. На лестнице он всю дорогу насвистывал.
— А куда девался старый съемщик?
— Мсье Булнаков? Он-то и дал нам заказ. — Парень рассмеялся. — И уже выплатил денежки.
— А кто владелец дома? Вы его знаете?
— А, вы интересуетесь квартирой. Мсье Плакар живет на первом этаже.
Георг уже заранее знал, что ему скажет мсье Плакар. Мсье Булнаков не оставил своего нового адреса. В субботу после обеда он со своими сотрудниками забрал из офиса вещи.
— А всю мебель он подарил мне. Мы с сыном вчера перенесли ее в подвал. Вас не интересует офисная мебель?
— Офисная мебель? Нет, спасибо.
Георг пошел к выходу. «Наваждение какое-то! — подумал он. — Все исчезло, испарилось, как наваждение».
18
Вся его жизнь превратилась в наваждение. То, что все изменилось, Георг сначала заметил в своем бюро переводов. Заказ от Мермоза, из-за которого он подвергся нападению, оказался не просто последним заказом текущей серии, но вообще последним. Про Георга как будто забыли. Он позвонил, поинтересовался, что случилось, его вежливо отшили: мол, как только что-нибудь будет, он тут же об этом узнает. Когда он позвонил второй раз, ему четко и ясно сказали, что в услугах его бюро переводов больше не нуждаются. Другие более или менее солидные работодатели тоже ушли один за другим. В течение месяца фирма оказалась на грани банкротства. Не то чтобы переводов вообще не было, но их было слишком мало, и доходов не хватало даже на арендную плату и жалованье секретарше.
Потом начались проблемы с полицией. Допросив его после нападения, они вполне удовлетворились тем, что он не знает, кто и почему на него напал. Оба полицейских, занимавшиеся этим делом, проявили к нему сочувствие и выразили искреннее сожаление по поводу случившегося. Через две-три недели к нему явились двое других. Их интересовали детали происшествия. Маршрут поездки, что он с собой вез, что произошло и как все выглядело
Местный жандарм тоже взял его на мушку. Он был единственный полицейский в Кюкюроне, и его знала каждая собака, как и он знал каждую собаку. Когда ему приходилось вызывать эвакуатор, чтобы убрать припаркованную кем-нибудь во хмелю прямо посреди дороги и забытую машину, или организовывать тушение пожара, или взламывать по просьбе судебного пристава чью-то дверь, на него не обижались. Разве можно обижаться на зубного врача за то, что он пользуется бормашиной и поневоле причиняет пациенту боль? А полицейский, как и хороший стоматолог, тоже никому без нужды не причиняет боли.
То, что инспектор вдруг перестал отвечать на его приветствие, Георга сначала не удивило. «Он меня просто не заметил, — успокаивал он себя. — Задумался, наверное, или принял за туриста».
Однажды он сидел днем за столиком перед баром «У пруда». С ним были Жерар и Надин. К ним как раз на минутку подсел хозяин. Другие столики тоже были заняты — рынок только что закрылся. Машину Георг поставил, как обычно, у пруда, под старыми платанами, где всегда парковались и другие. К столику подошел жандарм.
— Это ваша машина? — спросил он Георга и показал на желтый «пежо».
— Да. Но…
Георг не успел сказать: «Вы же и сами это знаете» — и поинтересоваться, в чем дело.
— Уберите ее.
Георг был больше удивлен, чем возмущен:
— Почему? Там все паркуются.
— Вы что, вздумали со мной пререкаться? Я вам сказал: уберите машину! — Жандарм повысил голос.
Все вокруг посмотрели в их сторону и прислушались. Георг скользнул взглядом по любопытным и безучастным лицам. Хозяин поднялся из-за столика и вернулся за стойку. Жерар помешивал свой кофе, стараясь не встречаться с Георгом глазами. Надин теребила свою сумку.
Георг взял себя в руки:
— Объясните мне, пожалуйста: почему именно мне нельзя там парковаться?
— В последний раз повторяю: уберите машину!