Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)

В работе, посвященной мазовецкой шляхте, Иоланта Хоиньска-Мика (один из лучших специалистов по шляхте в XVII в.) отмечает, что явка среди землевладельцев в эпоху династии Ваза не достигала даже 1 %. В ожидании более высокой явки приходилось откладывать заседания сейма. В таком случае, что можно сказать о «шляхетских массах»? В другой работе, опубликованной в 2002 г., автор аккуратно подходит к этой проблеме: «В литературе можно встретить мнение, что те, кто не владел недвижимым имуществом (nieposesjonaci), не могли оказывать влияние на ход заседаний…» Впрочем, автором указывается на две сложности, а именно отсутствие точных данных о количестве людей с правом голоса и отсутствие возможности точно установить, сколько на самом деле человек принимало участие в работе сеймиков67. Несомненно прав Войчех Кригсайзен, когда пишет, что «тон на сеймиках задавала зажиточная и оседлая шляхта… Вопрос об участии безземельной шляхты в публичной жизни требует отдельного исследования…». А. Павинский установил, что в 1733 г. на Куявах в голосовании принимало участие 374 человека, а в 1764 г. – 700 человек. В том же году таким же было количество шляхты, принявшей участие в сеймике в Галиче. Ежи Михальский упоминает, что в 1788 г., в период максимальной избирательной активности в Подолье, благодаря призывам Чарторыйских, в Каменец-Подольский на выборы прибыло от «4000 до 5000» избирателей, и, хотя по сравнению с общим количеством шляхты эти цифры невелики, они значительно превосходят количество избираемых.

Приведенные выше данные заставляют пересмотреть устоявшиеся представления, формированию которых способствовали настроенные против магнатов депутаты (а также отдельные работы историков), о том, что на выборы свозилась «масса» безземельной шляхты, которую магнаты поили, кормили и одаривали взамен за ее голоса. Писателем Хенриком Жевуским подобные сцены красочно представлены в произведении «Воспоминания Соплицы», однако, хотя подобные случаи и бывали68, они носили исключительный характер. Можно даже серьезно задуматься над тем, не распространялись ли подобные стереотипные представления специально с целью отвлечь внимание от реального количества участников сеймиков, как своего рода алиби для – если воспользоваться названием книги К. де Рюльера, написанной по заказу Людовика XVI, – «анархии в Польше». Действительно, зачем магнатам были нужны на сеймах и сеймиках шляхетские «массы», если у них было право liberum veto, позволявшее с помощью одного лишь голоса распустить собрание или отклонить решение?

Вместо того чтобы рассматривать существование шляхетского плебса, в т.ч. и его правовое положение, исключительно в связи с магнатскими кланами, представляется более важным рассмотреть его во взаимодействии с остальной землевладельческой шляхтой. Подобный анализ даст возможность расширить наши представления о происходящих в XVIII в. изменениях в области мышления и понять, почему для России в конце того же века стало полной неожиданностью столкновение с польской шляхтой с точки зрения ее специфики, отличий и количества.