Первым выступил министр здравоохранения А.Ф. Третьяков. Информацией о продолжавшем ухудшаться состоянии здоровья Сталина он подготовил приученную к послушанию и повиновению собранную в зале массу — высшее звено аппарата — к тому, что от нее требовалось: высказать полную и единодушную поддержку того, что изложил затем в краткой речи Маленков. «Все понимают, — сказал он, — огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на всех нас. Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве. Вот почему бюро Президиума Центрального комитета партии созвало настоящее совместное заседание… Поручило мне доложить вам ряд мероприятий по организации партийного и государственного руководства…
Обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны требует величайшей сплоченности руководства, недопущение какого-либо разброда или паники».[32]
Необходимость преемственности власти естественна для любой страны. Но как понимать требование величайшей сплоченности при недопущении разброда и паники? Слово «паника» прежде появлялось в партийно-государственных заявлениях только раз: в радиоречи, произнесенной Сталиным 3 июля 1941 г., и отражало оно тогда прежде всего панику и растерянность у самого вождя. Затем зачитали и предложили одобрить проект постановления, которое являлось результатом достигнутой узким руководством договоренности: поддержать реорганизацию и кадровые перестановки, не содержавшие ни одной новой фамилии. Не вызвал ни у кого ни возражений, ни удивления и тот факт, что о всемогущей КПСС речь шла в последних пяти из 17 пунктов проекта. Это подчеркнуто второе место партии во властных структурах собравшиеся приняли спокойно. Сказался профессиональный, ставший второю натурой конформизм, позволявший удерживаться в должностях и подниматься вверх, ступенька за ступенькой, по бюрократической табели о рангах в рамках номенклатуры.
Заседание провели вовремя. Через час с небольшим после него пришло сообщение, что Сталин умер. Эта уже ожидавшаяся весть заставила скорректировать последующие действия: не информировать пока что население о принятых решениях, а вместо того подготовить обращение ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР «Ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза», использовав его с двоякой целью: чтобы сообщить о смерти вождя и о программе нового руководства.
В этой программе, помимо повторявшихся пропагандистских стереотипов, прослеживалось и новое. Отсутствовало упоминание о необходимости развивать тяжелую индустрию как основу основ советской экономики, с чего обычно начинались все подобные документы. Впервые во главу угла ставилось не движение к цели, а сама цель — подъем материального благосостояния, хотя и не уточнялось, как, в какие сроки и за счет чего он будет достигнут. Наконец, хотя и отмечалась готовность дать «сокрушительный отпор любому агрессору», не упоминался извечный враг — империализм; ничего не было сказано ни о США, ни о НАТО.[33]
Обращение передали по радио в 6 ч 6 марта, а в 21 ч 30 мин радиодиктор Ю.Б. Левитан зачитал постановление совместного заседания (газеты опубликовали его 7 марта, без указания даты принятия). Его содержательная часть претерпела минимальные коррективы: Сталина не упоминали среди членов Президиума ЦК партии и секретарей ЦК. Но преамбула сохранилась в первозданном виде. Вечером 5 марта при жизни Сталина без мотивировки назначения Маленкова на пост председателя Совета Министров СССР обойтись было невозможно; теперь же, когда нужда в таком объяснении отпала, повторение мотивировки выглядело нарочитым и заставляло искать скрытый смысл. Ее сохранение нельзя объяснить недосмотром при спешке. Исключение фамилии Сталина противоречит этому, свидетельствует об обратном: о повторном редактировании текста. Следовательно, многозначительную фразу оставили сознательно, намеренно допуская утечку информации о наличии в узком руководстве неких разногласий. Наконец, речи, произнесенные 9 марта 1953 г. на Красной площади во время похорон Сталина, не оставили в том никакого сомнения. В них отчетливо проявились расхождения между членами «тройки», чье соперничество перешло из личного в политическое.