Гордое сердце

— Не хмурься, — сказал граф. — Твое время еще не вышло. С решением можно подождать до бала. Я вернусь вовремя, чтобы посетить его. Ни за что не пропустил бы такое.

— Вернусь? — переспросил Драмм. — Но вы же только вошли.

— Я приехал, чтобы рассказать о своем расследовании. И теперь пойду по другому следу, который обещает гораздо больше. Не волнуйся за меня.

Но Драмм явно беспокоился. Пока его отец сравнивал свои заметки с записями Эрика, Драмм, не переставая, морщил лоб. Что бы он ни говорил, полной уверенности, что несчастный случай объяснялся всего лишь стечением обстоятельств, у него не было. Поэтому отец подвергает себя опасности, так или иначе. Она может исходить со стороны врагов государства, которые пойдут даже на убийство, чтобы избежать расследования. А если граф Уинтертон останется в городе, ему грозит опасность со стороны леди, у которой в отношении него могут быть хоть и более нежные, но не менее коварные и низменные планы.

Глава 19

Музыканты играли вальс, хотя полной уверенности в этом не было, потому что мелодия все время менялась. Драмма никогда особенно не волновали такие развлечения, но сейчас он не мог дождаться, когда же войдет в зал. Это было блестящее зрелище. Зал так ярко освещался множеством свечей в старинных канделябрах, что Драмму приходилось щуриться, казалось, все предметы искрятся. Собралось очень много народу, но все расступились, когда он вошел. Драмм шел так, будто с ним никогда ничего не происходило. Ноги были сильными и здоровыми, каждый мог сказать это, поскольку на нем были нарядные панталоны до колена и шелковые белые чулки. Драмм опустил глаза, увидел две идеальные ноги и решил, что этого достаточно для всех, потому что присутствующие кланялись ему или приседали в реверансе.

Он искал глазами свою партнершу. Ее оказалось трудно найти, поскольку танцоры все время превращались то в нищих, то в уток, но потом, как это водится в снах, снова становились людьми. Наконец он увидел Александру, она стояла перед ним, улыбаясь и дожидаясь, когда он пригласит ее на танец. Он подошел к ней, хотя для этого ему пришлось подниматься в гору, а она все время куда-то уплывала.

Она была одета в ярко-розовое платье. Иногда оно становилось пурпурным, потом снова розовым, и Драмм ощущал тепло в сердце и внизу живота от одного только взгляда на девушку. Он подошел к ней и поклонился. Она засмеялась, глядя на него снизу. Снизу? Он прежде никогда не стоял с ней рядом и от удивления чуть не проснулся. Но было так чудесно смотреть в ее глаза, а еще лучше обнять ее. Драмм вздохнул от удовольствия.

Александра была небольшого роста. Еле доставала ему до подбородка. Она прильнула к нему, ее теплое дыхание коснулось его шеи, а груди прижались к его торсу. Странно, что платье на ней вдруг оказалось совершенно прозрачным, но так было еще лучше. Его рука опустилась ниже, чтобы крепче обнять девушку, и сон чуть не превратился во что-то совсем другое.

Драмм повернулся в постели, и деревянная планка воткнулась ему в ногу, прогоняя прочь эротические фантазии.

— Мы танцуем! — с улыбкой проговорила она, напоминая ему, что с ногой у него все в порядке и они на балу. Он был очень горд.

— Я же говорил, что так и будет.

Они танцевали, медленно вращаясь, и Драмм переплывал из сна в темное, глубокое, лишенное образов наслаждение.

— Что ты делаешь? — спросил его отец.

— Танцую, — ответил Драмм, снова возвращаясь в сон.

— Очень хорошо, — сказал отец, и Драмм, опустив глаза, обнаружил, что теперь его партнерша — изысканная Аннабелл.

Она была прекрасна, вся в голубом, но ему внезапно стало так холодно, словно он танцевал с ледяной статуей. Драмм оглянулся в поисках Александры и увидел ее — танцующей в объятиях его отца.

— Прекратите! — закричал он. — Вы не можете этого делать. Она простолюдинка, отпустите ее.

Руки отца опустились, и, поскольку Александра кружилась, она не устояла на ногах и упала на пол.

В это мгновение ее лицо приобрело ужасное выражение, которое поразило Драмма в самое сердце, потому что на ее лице отразились вина и страх. Драмм замер.

— Я уже видел это выражение, — сказал он, — не помню, когда и где. Перестань, пожалуйста.

— Ты знаешь, когда, — сказала она, — и почему. — Он застонал, припоминая, побежал к ней, пытаясь помочь ей встать, но остановился и посмотрел вниз, потому что почувствовал боль. В его голень впилась крыса. Испугавшись, он сильно затряс ногой…

— Милорд? — послышался голос рядом с кроватью, Драмм открыл глаза. И снова зажмурился, потому что свет от лампы, которую держал Граймз, ослеплял его в темной комнате.

— Вы кричали, — сказал Граймз. — Вам больно? Нога болит?

— Болит, — ответил Драмм. — Посмотри, что там с ней?

Граймз поднял одеяло, поднес лампу ближе и тревожно свистнул.

— Планка из шины переломилась и впивается вам в ногу. Неудивительно, что вы закричали!

— Кровь есть? — спросил Драмм, морщась и поднимаясь на локте, чтобы взглянуть на ногу.