Гордое сердце

Ему нравятся деревенская тишина и разговоры с мальчиками. Они будут скучать по нему, и ему тоже будет не хватать их, и ежевечерних уроков, и долгих бесед с Александрой. Он отбросил эту мысль так же быстро, как отшатнулся, когда прикоснулся к ее груди. Вместо этого он подумал: кто же будет направлять Эрика в его поисках, и сарай, кто же позаботится?..

Драмм одернул себя. У него почему-то было тяжело на сердце, его ужасала мысль о том, что надо уезжать. Это многое объясняло. Он просто придумывает оправдания.

Отец прав: он получает слишком большое удовольствие от пребывания здесь. Этот маленький домик стал его миром, он заслоняет от него настоящий мир. У него есть долг и обязанности, и одна из них, как джентльмена, - не обнадеживать кого-то, кому он не может ничего предложить, кроме своей компании.

Оставалось только прислушаться к совету отца. Он принадлежит своему обществу и должен уехать.

- Думаю, меня это вполне устроит, - спокойно сказал Драмм, глядя на отца. - Если только не придется потом до конца жизни ковылять с палочкой из-за вашего поспешного решения.

- Доктора убеждают меня, что все будет хорошо. Мы только должны ехать медленно и осторожно. Я бы ни за что не стал рисковать твоим здоровьем. Ты знаешь мое мнение, но, в конце концов, это твоя нога, значит, тебе и принимать окончательное решение, - заключил граф.

- Пусть будет так, - медленно произнес Драмм. Александра смотрела на него широко раскрытыми глазами, он видел, как в них отражается солнечный свет. В комнате наступила полная тишина - все ждали от Драмма окончательного ответа.

- Ну, - с печальной улыбкой спросил он, - есть какие-нибудь вопросы? Все ведь решено, не так ли?

Глава 13

Луна стояла высоко, была уже глубокая ночь, весь мир спал, но Александра знала, что Драмм не спит. Она стояла возле его комнаты и видела, как неяркий свет лампы у его кровати просачивается под дверью. Ей казалось, что это вход в рай. Он мог забыть погасить лампу, мог заснуть, но почему-то Александра была уверена, что Драмм не спит, ощущая такое же беспокойство и нервозность, как она. Девушка крепче сжала свечку, вздохнула и тихо постучала.

- Входите, - спокойно ответил он, как будто ждал ее. Драмм лежал, опершись на подушки и держа книгу в руке. На нем был длинный шелковый халат с красно-золотой вышивкой. Его глаза полуприкрыты, веки набрякли, и он похож на императора, уставшего после трудного дня, в который ему пришлось налагать на своих подданных тяжелую кару.

- Вы в порядке? - сразу же спросила Александра.

- В полном, как всегда, - слегка улыбаясь, ответил Драмм. - Только мысли не дают мне спать. Значит, наши посиделки закончились?

- Я как раз и пришла, чтобы поговорить с вами об этом, - начала она, подходя ближе к его кровати, чтобы не повышать голоса. - Я не могла говорить в присутствии вашего отца, - прошептала девушка, словно опасаясь, что старый граф ее услышит, - а после его ухода с вами были мистер Эрик и Граймз. Потом я должна была мыть посуду. Но сейчас все спят, а утром вы будете слишком заняты для беседы с глазу на глаз, поэтому я рада, что вы до сих пор не спите. Милорд, не считайте, что вы обязаны уезжать! Вы нас не обременяете, и я уже говорила вам об этом. Вы нас совсем не стесняете. И можете оставаться здесь до тех пор, пока не будете в состоянии танцевать на лестнице. Пожалуйста, поверьте мне.

- Я верю. И уезжаю вовсе не поэтому. - Он устало взглянул на нее. Дорогая Алли, - мягко произнес он, - посмотрите на себя! Вы же в ночной рубашке.

Ее рука взлетела к воротнику.

- Она еще более закрытая, чем мои платье, - возразила девушка.

Так и было. Ткань закрывала ее от шеи до кончиков пальцев на ногах. Блестящие волосы были заплетены в косу. Несколько тонких прядок трепетали вокруг лица, слегка покрасневшего, что подчеркивало яркий блеск глаз. Она соблюдала все приличия, но мысли Драмма никак нельзя было назвать приличными. Одно только знание, что она собралась ложиться в кровать, делало ее распутной в его глазах.

- Это не имеет значения, - сказал он, - потому что вы в ночной рубашке. Мы живем в жестоком, чопорном мире, Александра. Вы здесь, в рубашке, это нарушает правила приличия. То, что вы со мной наедине, плюс то, что теперь моей жизни ничто не угрожает, - эти факты у многих могут вызвать неверные мысли. Когда я был при смерти, ничто не имело значения. Когда никто не знал, что я здесь, подобные вещи тоже значили очень мало. Но теперь мое местонахождение известно всем, и все знают, что я окреп - во всяком случае, достаточно для того, чтобы разрушить репутацию. Я уезжаю по соображениям пристойности, моя дорогая. Ради вашего блага, поверьте в это.