Гордое сердце

И действительно, иногда она не знала, что сказать Блейку. В конце концов, она никогда много не говорила. Она постоянно бывала чем-то занята. Когда кто-то говорил, она всегда внимательно слушала; но теперь она внимала не только его словам, но также жестам, взгляду, интонации его богатого оттенками голоса. Временами ей казалось, что она даже знает, о чем он думает. А говорить при этом ей и не требовалось.

— Может быть, ты и прав, — покорно сказала она Блейку.

Затем наступили прекрасные солнечные дни, которые они проводили в Булонском лесу. Блейк, сняв пальто, катал ее в маленькой лодке по озерку. Она уже не так его боялась и после нескольких прогулок робко спросила его:

— Ты бы не возражал, если бы мы с собою взяли детей?

— Конечно же, нет, если ты этого хочешь.

Хотя она ему и не призналась, но обычно она не развлекалась без детей. Она так желала, чтобы Блейк видел, какие они красивые. Она рассказала ему, как когда-то страстно мечтала о детях, что хотела иметь их много, и, зардевшись, осознала, что теперь у нее могли бы быть и еще. Вплоть до этого момента она и не думала, что могла бы с Блейком иметь детей.

Но Блейк вскользь сказал:

— Сюзан, милая, тебе бы детей вообще не надо иметь.

Он мешал ложкой в высоком зеленом стакане. Они обедали.

— Ведь ты не можешь так растрачивать свои силы. Я тебе этого не позволю.

— Но, Блейк, ты этого не понимаешь, — она серьезно посмотрела на него. — Это совершенно не так. Я не могу тебе объяснить, что я чувствую, когда ношу в себе ребенка — словно работают не только голова и руки, но и все мое существо…

— Сюзан, ты же меня любишь, — прервал он ее внезапно. Его глаза смотрели на нее поверх зеленого стакана хмуро и немного холодно. Сюзан смутилась.

— Но, Блейк, когда двое любят друг друга, они хотят детей.

— Я детей не хочу — я бешено влюблен в тебя, старомодная ты моя!

Он протянул красивую длинную, узкую руку и погладил под столом ее ладонь. Она ловила ртом воздух. Она дрожала от его прикосновения, он был таким сильным и желанным. Она станет его женой, почему же она все еще боится его? Когда они будут принадлежать друг другу, он захочет иметь детей. Может быть, он такой потому только, что еще не был женат и никогда не знал дома? Мать его умерла, когда он был еще маленьким мальчиком, а отец после ее смерти так и не женился. Денег у них было много, и они много путешествовали.

— Мне так бы хотелось, чтобы ты любил Джона и Марсию, — сказала она боязливо. — У Марсии длиннющие ресницы, а Джон такой милый, хороший мальчик.

— Я вообще не могу их представить. Ты и дети! Ты, наверное, произвела их на свет только для того, чтобы напугать меня.

Но Сюзан не желала шутить.

— Нет, я не преследовала такой цели, Блейк. Если хочешь, чтобы я была счастлива, ты должен полюбить их.

— В таком случае, я тебе обещаю, что буду любить их, — ответил он весело.

* * *

Он действительно был мил с ними. Но Сюзан не была уверена, любит ли он их.

— Внимание! — крикнул он. — Ловите! — и бросил им несколько франков. — Купите-ка на них шарики. Я люблю детей с шариками.

— Я не могу себе купить ничего другого, кроме шариков, мамочка? — разочарованно спросил Джон.

Блейк рассмеялся своим задорным веселым смехом.

— Нет, юный догматик! Шарики означают все, что угодно. Это просто я люблю шарики.

— Тогда я и вам один куплю, — сказал Джон вежливо, пытаясь сохранить чувство собственного достоинства в этой ситуации.

Джон немного боялся Блейка, и Сюзан это чувствовала. Он был с Блейком невероятно вежлив, никогда не преминул утром поздороваться и поблагодарить за мелкие подарки. Но в большинстве случаев он был от этих подарков сам не свой.

— Что мне с этим делать, мамочка? — спросил он однажды, когда Блейк ушел. Мальчик рассматривал забавного керамического тигренка, который, повернув голову, печально смотрел на свой хвост.

— Если честно, то я и не знаю, — ответила искренне Сюзан.

— Он вполне jolie[5], — с вызовом сказала Марсия. Марсия Блейка не боялась. Она никогда не была робкой, и ей ничто не внушало страх.

— Ты мне нравишься, — сказала она однажды Блейку. — Очень даже нравишься.

— Я рад, — сказал он весело и добавил ехидно: — Я всем нравлюсь, то есть, почти всем. Только Сюзан иногда не нравлюсь.

— А мне — да, — сказала Марсия серьезно. — И этого вполне достаточно.

Она покровительственно взяла его за руку и с вызовом посмотрела на Сюзан. Ее детская заносчивость в данной ситуации была совершенно абсурдной. Но все же Сюзан чувствовала, что ей надо протянуть руку и прикоснуться к Блейку…

— Если тебе тигренок не нравится, я его возьму себе, — заявила Марсия Джону.

— Возьми, — согласился Джон. — Он мне не нужен.

Марсия схватила игрушку.

— Я буду звать его Блейком, — шептала она и гладила статуэтку. — Милый, красивый Блейк!

— На самом деле он вовсе и не красивый, — сказала Сюзан. — Но я рада, что ты не сказал этого в присутствии Блейка.

— Как бы я мог сказать ему что-нибудь подобное?! — выкрикнул Джон, и глаза у него широко раскрылись от страха.

— А мне он нравится, — настаивала на своем Марсия.

* * *