Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик

Заседание началось.

Торжественно прошествовали к своим местам трое судей. Благородными складками ниспадали с их фигур пурпурные, отделанные горностаем, мантии. Лица обрамляли старинные парики. Пышно разодеты были и защитники, и представители обвинения: длинные парики, черные мантии, широкие белые галстуки.

Сама история британского правосудия торжественно входила в зал «Олд Бейли».

Правда, это несколько напыщенное представление чуть портила фигура верховного судьи: затянутая в талии и расклешенная книзу мантия, покачивающаяся при каждом движении на сухопарых бедрах, делала лорда Паркера несколько похожим на стареющую женщину. А генеральный прокурор в своей мантии и белом парике, по едкому замечанию одного журналиста, напомнил ему тетку Чарлея...

Когда все участники театрализованного действа заняли отведенные им ритуалом места (судьи уселись под огромным «мечом правосудия», установленным на специальной подставке), в пространстве между «доком» и столом судей появился небольшого роста человечек в странном одеянии. Он развернул старинный свиток и начал выкрикивать высоким фальцетом на уже забытом всеми древне-кельтском языке какие-то длинные фразы...

Славные средние века пышно демонстрировали себя в главном суде современной Англии.

Я в свое время занимался исторической грамматикой английского языка, но не без труда разобрал: «Слушайте все! Слушайте все! Сегодня здесь будет творить правосудие Верховный судья лорд Паркер по делу «Королева против Гордона Лонсдейла, Харри Хаутона и Этель Джи», которые обвиняются в тайном сговоре с целью нарушить закон об охране государственной тайны...»

После некоторых осложнений с коллегией присяжных (один из защитников отклонил из состава коллегии присяжных заседателей всех женщин) двенадцать респектабельных джентльменов заняли свои места и приготовились творить правосудие. Каждый из них представлял именно тот класс, который правил в этом государстве, и каждый, не приступив еще к своим обязанностям, уже был твердо убежден, что человек, именуемый Гордоном Лонсдейлом, «виновен».

Клерк суда скороговоркой зачитал обвинительный акт: в такой-то период Лонсдейл, Хаутон, Джи, бубнил он, вступили в тайный сговор с целью нанести ущерб государству, передав другим лицам сведения, которые могли оказаться прямо или косвенно полезными врагу.

— Подсудимый Гордон Лонсдейл! — изрек традиционную фразу главный судья Паркер. — Признаете ли вы себя виновным в тайном сговоре нарушить закон об охране государственной тайны?

И после этого начал обвинительную речь генеральный прокурор. Для него это был большой день. Вскоре сэр Реджинальд Мэннингхем-Буллер был произведен в лорды-канцлеры — его заслуги оценили. Будущий лорд читал свою речь старательно и с выражением. Он громил, обличал, иронизировал и, воздев над головой руки так, что болтавшиеся при каждом его движении рукава черной мантии соскальзывали к плечам, взывал к патриотическим чувствам галерки. Где надо, он повышал голос почти до крика, где надо, понижал его до трагического шепота. Иногда заученным картинным жестом он поднимал со стола какое-нибудь вещественное доказательство и демонстрировал его суду. Я улыбнулся, заметив, что китайский свиток был подан прокурору уже вскрытым.

Хотя, как понимаете, в этот момент мне было не до эмоций: я старался не пропустить ни слова из речи прокурора. Именно из нее, а потом и из показаний свидетелей я мог выяснить, что же известно и что неизвестно о моей работе следствию. Естественно, я снова тут же обратил внимание, что обвинение в шпионаже было заменено обвинением в тайном сговоре. Из этого можно было сделать вывод, что английской контрразведке так и не удалось выявить каналов моей связи с Центром. Это было великолепным успехом, говорившим о высокой надежности и конспиративности нашей работы.

Потом мне стало ясно, что контрразведка «вышла» на меня сравнительно недавно и не сумела нащупать другие, значительно более ценные связи. Это тоже радовало.

Я по возможности старался слушать генерального прокурора: не обращая внимания ни на его патетические вскрики, ни на трагические ноты, когда тот обращался к патриотическим чувствам присяжных заседателей и публики. Я и не надеялся, что на судебном процессе хоть кто-нибудь скажет правду о моей работе, о том, что она служила одной цели: предотвратить новую мировую — скорее всего ядерную, бактериологическую — войну. Было бы нелепостью рассчитывать на то, что кто-нибудь из этих респектабельных джентльменов вдруг встанет и бросит в зал:

— А ведь действительно то, что происходит в адской бактериологической кухне Портона и на американских базах, расположенных на английской земле, касается не только Англии, но и всего мира.