Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик

Пока я находился в Уормвуд Скрабс, меня ежедневно, кроме воскресенья, переводили в новую камеру. Последняя мера была не столь уж скверна. Вместо того чтобы сидеть в своих одиночках, «особонадзорные» с шумом и гамом менялись камерами, перенося с собой все, в том числе и «мебель» (стул, подставку для кувшина, зеркало и матрац). Это вносило некоторое разнообразие в режим. Специально приставленный тюремщик сопровождал меня всюду. Даже в баню. В этом тоже было свое преимущество, так как вместо обычных двадцати минут я мог мыться сколько угодно: пока я натирал себя губкой, мой «телохранитель» спокойно сидел в предбаннике, попивая чай со старшим надзирателем бани. А как известно, для англичан чаепитие почти священный обряд, которому они могут предаваться сколько угодно долго.

Повсюду в тюрьме меня сопровождал «журнал учета». Тюремщики расписывались в нем, передавая своего заключенного с рук на руки, а также после его возвращения в камеру. На прогулку «особонадзорных» водили отдельно от остальных заключенных.

Что ж, я и не рассчитывал на снисхождение. Но разработанные английской контрразведкой методы давления не действовали. Свет не только не мешал мне спать, но, наоборот, позволял читать и после «отбоя» — мне всегда хватало шести - семи часов сна в сутки. Но по характеру своему я — борец, несправедливость всегда мне была ненавистна, и здесь, в тюрьме, я вовсе не собирался мириться с незаконным переводом на особый режим и был намерен до конца бороться за свои, предусмотренные тюремными правилами, права. Мне бросили вызов — я принимал его. Противник даже не понимал, что предоставил мне высшее благо — теперь я мог снова действовать. Бороться!

Наутро после перевода под особый надзор я попросил записать меня на прием к начальнику тюрьмы. Через час меня вывели из камеры и доставили в кабинет начальника, или «губернатора», тюрьмы, как его называли в Англии.

— Почему со мной обращаются так же, как с заключенными, внесенными в список лиц, совершивших «попытку к бегству»? Есть ли у вас сведения о том, что я предпринимал подобные попытки? — спросил я подчеркнуто твердо.

— К сожалению, не могу ответить на ваш вопрос, — «губернатор» уходил от ответа. — Я только что вернулся с совещания начальников тюрем и сам не могу понять, почему вы, мистер Лонсдейл, оказались «в заплатах» (так называют особый режим на тюремном жаргоне)...

Мне пришлось не раз обращаться к «губернатору», пока тот наконец не сообщил, что Лонсдейла взяли «под особое наблюдение» по личному указанию министра внутренних дел, который это свое указание не мотивировал. Что ж, я посчитал это актом политической дискриминации и тут же энергично протестовал перед всеми, начиная от «своего» члена парламента (то есть парламентария от округа, в котором я жил в момент ареста) и кончая королевой.

Днем я работал — шил для почтового ведомства мешки из холста. Это была довольно сложная конструкция, так как в мешок вшивается квадратное дно, а в верхнюю часть вставляют металлические глазки, через которые пропускают веревку, чтобы его туго затягивать. В таких мешках развозят почту по месту назначения после сортировки. Шов должен быть исключительно прочным. Поэтому мешки шили двойной суровой ниткой, навощенной варом. При этом нужно было делать восемь стежков на один дюйм. Для того чтобы заработать допустимый еженедельный максимум (чуть больше стоимости пачки сигарет), нужно было работать до изнеможения.

Однако стоило немного приноровиться, и эта работа выполнялась чисто механически, что позволяло мне мысленно уноситься совсем в иной мир. К тому же в тюрьме учетом продукции ведали заключенные, и было нетрудно договориться (дать немного табака или оказать какую-либо услугу) о «приписках». Так как заключенных время от времени переводили в другие тюрьмы, то у «учетчика» всегда был резерв — работа, выполненная заключенным, который отбыл в другое заведение или уже освобожден.

Скоро я пришел к убеждению, что английское почтовое ведомство создало стараниями заключенных запас мешков, которого должно хватить до конца будущего столетия. Тем не менее в тюрьмах Ее Величества до сих пор шьют тысячи новых парусиновых мешков. Зачем? Чтобы сломить двух заключенных? Вполне возможно. На меня это занятие не произвело особого воздействия. Я выполнял работу быстро и, как уже упомянул, автоматически.

Тюрьма Стренджуэйс расположена на горе, у подножия которой возведены окружающие ее стены. Так что во время прогулок я мог видеть часть города, что в тюремных условиях было большим наслаждением. Как-то на прогулке я заметил, что городская ратуша украшена флагами и оттуда доносятся звуки духовой музыки. Я спросил тюремщика, что там происходит. Тот ответил, что в Манчестер приезжает советский космонавт Юрий Гагарин, который получит почетную медаль от профсоюза металлоплавильщиков. Тюремщик обратил мое внимание на то, как гостеприимно англичане принимают иностранцев.

— Вы какие-то чудаки, — улыбнулся я. — Одному иностранцу даете медаль. Другого сажаете на 25 лет!