Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик

Я намекал на британскую контрразведку, которая весьма добросовестно контролировала всю мою переписку.

Начальник тюрьмы вызвал старшего цензора. Тот принес книгу, в которой регистрировались письма заключенных. В книге имелась соответствующая запись. «Губернатор» тут же сделал строгий выговор чиновнику и вновь заявил, что встречу с адвокатом можно провести только с разрешения министра внутренних дел.

Итак, еще одна петиция министру. Что ж, я напишу и ее. И буду терпеливо ждать ответа. Свободного времени у меня предостаточно — в тюрьмах Ее Величества оно ползет неторопливо.

Месяц проходил за месяцем, а министерство внутренних дел сурово хранило молчание. У меня уже вошло в привычку справляться у начальника тюрьмы, когда же наконец поступит ответ. Начальник тюрьмы вызывал цензора. Появлялся чиновник с толстой книгой, отыскивал нужную запись: «Получили письмо Лонсдейла тогда-то, отправили в Лондон в тот же день...» С администрации вина снималась, а больше тюремное начальство ничто не беспокоило.

Я понимал, что «игру» может внезапно прервать ссылка на тюремные правила и инструкции: «Вы нарушили такой-то пункт инструкции, запрещающий то-то и то-то, а посему...» Поэтому я с особой тщательностью следил за тем, чтобы не дать никаких козырей в руки противника.

Что ж, приходилось снова пускать в ход достопочтенного члена парламента. Месяца через четыре после петиции в министерство я послал письмо Джонсону-Смиту: «Прошу Вас, уважаемый господин депутат, справиться в министерстве внутренних дел, когда там собираются дать ответ мне...»

Джонсон-Смит, как и полагалось квалифицированному парламентарию, попытался увильнуть от прямого ответа. Начиналось его письмо как обычно.

«Мистеру Гордону Лонсдейлу (№ 5399)

Тюрьма Ее Величества,

Уинсон Грин,

Бирмингем.

Уважаемый мистер Лонсдейл, я получил Ваше письмо от...» А между трафаретным началом и такой же трафаретной концовкой: «С уважением. Джонсон-Смит», — член парламента просил сообщить адрес бирмингемского адвоката Лонсдейла и указать, по какому вопросу направлялся запрос в министерство внутренних дел... И еще там была такая фраза: «Что касается последнего вопроса в Вашем письме с требованием привилегий...» (я требовал не привилегий, а только того, что мне как заключенному-долгосрочнику полагалось в полном соответствии с тюремными правилами).

Стало ясно, что будущее светило английского политического небосвода явно не решится беспокоить министра. Я счел, что пора нанести удар по самодовольству члена парламента. И набросал едкое письмо, в котором откровенно высказал свое мнение по поводу тактики увиливания, к которой постоянно прибегает уважаемый член парламента. Удар достиг цели: Джонсон-Смит тут же ответил:

«Уважаемый господин Лонсдейл,

мне кажется, Вам следовало бы знать, что я сам решаю, как мне действовать, если сочту это необходимым, в отношении дел моих избирателей (это общепринятая практика среди членов парламента в нашей стране).

Я переписывался с Вашими адвокатами, как Вы это знаете, чтобы выяснить их мнение по поводу наличия юридических оснований в Вашем требовании вернуть Ваши вещи, что оправдало бы мое обращение к министру внутренних дел. Если такие основания имелись, то я хотел узнать, на каком основании Вам могли бы отказать в разрешении возбудить дело в суде.

У меня нет при себе папки с нашей перепиской, и я пишу по памяти. Кажется, одни адвокаты отослали меня к другим, я уже не помню, кто отослал меня к кому. Но, во всяком случае, я обращался к обеим адвокатским фирмам, указанным в Вашем письме, по причине, приведенной выше.

Когда я вернусь в Лондон, я просмотрю папку с нашей перепиской и тогда решу, что мне следует сделать...» И так далее в таком же маловразумительном стиле.

Письмо было написано от руки. Великое множество орфографических и синтаксических ошибок — увы, их невозможно сохранить в переводе — тут же оповестили меня, что я удачно наступил на «любимую мозоль» господина Джонсона-Смита.

К несчастью для члена парламента, тюремный режим предоставлял мне слишком много свободного времени. В тот же день я отправил Джонсону-Смиту еще одно письмо: «Прежде всего, я хотел бы поблагодарить Вас за чрезвычайно интересное для меня сообщение о том, что в Англии члены парламента сами решают, что им следует или не следует делать. В свою очередь я мог бы сообщить, что в других странах, как это мне хорошо известно по личному опыту, нет необходимости быть членом парламента для того, чтобы принимать подобные решения...»

Видимо, Джонсон-Смит решил, что с него достаточно, так как больше никогда не пытался читать (или, вернее, писать) мне нравоучений, хотя наша переписка продолжалась еще не один год.