Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Я не мог не задать себе вопрос: почему она решила помогать «Алеку Джонсону»? Ответ был один: женщина, видимо, боялась потерять Хаутона. Отставной моряк крепко пришёлся ей по душе.

Она обычно вела себя очень осторожно, старалась точно выполнять мои наставления, но иногда казалось, что она не понимает, насколько опасно то, чем она согласилась заниматься. В отличие от Хаутона она всегда старалась держаться с достоинством, изредка намекая, что хорошо знает, какой большой человек её новый знакомый.

Мне была несколько неприятна её жадность, но в том мире, где я действовал, это свойство не относилось к недостаткам. Скорее наоборот: щедрый, расточительный человек вызвал бы пренебрежение.

Работая с Хаутоном, я пытался хоть в какой-то мере повлиять на него. Обычно Хаутон весьма внимательно выслушивал мои доводы, поддакивал, благодарил за советы и… нередко поступал по-своему. Это было опасно, так как могло привлечь внимание полиции. Дело в том, что Хаутон явно жил не по средствам. Он зарабатывал в неделю около четырнадцати фунтов (вместе с флотской пенсией), а только в соседней винной лавке тратил не меньше двадцати! Джин, бутылка которого стоит около двух фунтов, у него не переводился. Хаутон имел обыкновение не реже двух раз в неделю посещать вместе с Джи «свою» пивную, где регулярно оставлял несколько фунтов. Рано или поздно это обязательно должно было привлечь внимание.

Когда Хаутон попал под подозрение и за ним было установлено наблюдение, полиция обнаружила, что отставной моряк имел привычку время от времени наведываться в Лондон вместе со своими подругами. В столице Британии отставной моряк располагался с удобствами: останавливался в лучших гостиницах, выдавая очередную «подругу» за жену.

Всё это вместе составляло то, что разведчики обычно называют «неконспиративностью». Но о похождениях Хаутона я узнал, к сожалению, слишком поздно. Естественно, я подозревал, что Хаутон ведёт далеко не целомудренный образ жизни, и не раз пытался повлиять на него. Лучшим методом в данном случае было обращаться к здравому смыслу.

— Дорогой Хаутон, — говорил я, — вы, проживший такую бурную жизнь, должны лучше других понимать, что злоупотребление спиртным может привести к печальным последствиям. Я знаю случай, когда очень способный разведчик провалился из-за того, что хватил лишнего и попал в автомобильную катастрофу. Его машину обыскали и нашли компрометирующие материалы.

Хаутон, соглашаясь, кивал головой:

— Вы, безусловно, правы. Спиртное ещё никому не приносило пользы. Но ведь я и не пью. Так, рюмку другую для настроения. Кстати, не зайти ли нам в этот паб? Здесь подают прекрасное баварское пиво…

Я забеспокоился всерьёз, когда однажды Хаутон, подвыпив, перепутал условия встречи, и она была сорвана.

— Не скажу, что я больше в рот не возьму спиртного, — оправдывался тот, — но подобное никогда не повторится.

Приходилось верить. Я решил подступиться к нему с другого конца:

— Почему бы вам не жениться на Банти? — спросил я однажды полушутя, полусерьёзно. — Она вас любит. В вашем возрасте уже пора распроститься с холостяцкими привычками и перестать гоняться за каждой юбкой, которая попадает в поле вашего зрения.

И я привёл несколько примеров того, как жены или любовницы шли в полицию и из ревности доносили на своих неверных возлюбленных. Кстати, именно такой случай произошёл тогда в Западном Берлине. Пресса много об этом писала, и я показал газетные заметки Хаутону. Моряк их прочитал, в глазах мелькнула тревога.

— Нет! — решительно воскликнул он. — Моя Банти не такая!

Я тоже был убеждён в порядочности Банти, но тем не менее настаивал:

— Вот и прекрасно! Значит, вы сами видите, что Этель — превосходная женщина. Вот и решайтесь — женитесь на ней!

— Понимаете, — начинал мямлить Хаутон. — Я не убеждён, что Банти согласится. Она хочет прожить с дядей до его смерти, чтобы стать основной наследницей.

Я знал о намерениях Банти и привык к тому, что на Западе это норма поведения: племянница приносит себя в жертву, оставаясь старой девой и ухаживая за почтенным родственником, а взамен лелеет надежду получить богатое наследство.

Увы, сват из меня не получился. И мои предположения, что Хаутон изменится к лучшему, были развеяны непривлекательными подробностями, всплывшими на поверхность во время процесса, широко освещавшегося в прессе. Вынужден был признаться самому себе, что все усилия оказались недостаточными. На Западе в моде термин «распад личности». Может быть, за время сотрудничества мне удалось в какой-то мере оттянуть распад личности Хаутона, но остановить этот процесс я не смог. Для этого нужно было и больше усилий, и больше времени.