– Да, им необходимо пожениться. A он такой человек!
– Да-да, необходимо. Ничего другого не остается. Но мне очень хотелось бы знать две вещи: во-первых, сколько денег потратил ваш дядя, чтобы устроить это, и, во-вторых, как мне удастся расплатиться с ним.
– Денег! Дядюшка! – вскричала Джейн. – O чем вы говорите, папенька?
– О том, что ни один человек в здравом уме не женился бы на Лидии ради такой приманки, как сто фунтов в год, пока я жив, и пятьдесят после моей смерти.
– Да, разумеется! – сказала Элизабет. – Хотя самой мне это в голову не пришло. Его долги будут уплачены, и еще останется некоторая сумма! Ну конечно, это дядюшка устроил! Какой добрый и благородный человек! Боюсь, как бы он не слишком стеснил себя. Небольшой суммой тут нельзя было обойтись.
– Да, – сказал ее отец. – Уикхем был бы непроходимым дураком, если бы согласился взять ее менее чем за десять тысяч фунтов. Мне было бы грустно думать о нем столь плохо в самом начале наших родственных отношений.
– Десять тысяч фунтов? Господи упаси! Как вернуть даже половину такой суммы?
Мистер Беннет не ответил, и дальше все трое шли молча, занятые своими мыслями. Дома мистер Беннет направился в библиотеку писать ответ, а сестры пошли в малую столовую.
– Так они правда поженятся! – воскликнула Элизабет, едва они закрыли за собой дверь. – Как странно! И даже за это мы должны благодарить судьбу. Мы должны ликовать, что они станут мужем и женой, как ни мала вероятность их будущего счастья, как ни низок он сам! Ах, Лидия, Лидия!
– Меня утешает мысль, – сказала Джейн, – что он, конечно же, не женился бы на Лидии, если бы искренне ее не любил. Хотя наш добрый дядюшка, бесспорно, помог ему расплатиться с долгами, я не могу поверить, что он предложил ему десять тысяч фунтов или другую солидную сумму, пусть и поменьше. У него есть собственные дети, и, возможно, их станет больше. Каким образом мог он пожертвовать и половиной десяти тысяч?
– Если бы нам когда-либо удалось узнать величину долгов Уикхема, – сказала Элизабет, – и какую сумму он закрепил за Лидией, мы бы точно узнали, сколько потратил на них мистер Гардинер. Ведь у Уикхема за душой не было и шестипенсовика. Нам никогда не отблагодарить дядю и тетеньку за их доброту! Они пригласили ее в свой дом, оказали ей защиту и поддержку. Это такое благодеяние в ущерб самим себе, что нам не хватит и десятка лет, чтобы выразить им нашу признательность. Ведь сейчас она уже у них! Если такая доброта не вызовет у нее угрызений совести, значит, она не заслуживает быть счастливой ни теперь, ни после. Что она почувствует, когда увидит тетушку!
– Нам следует забыть все их ошибки и проступки, – сказала Джейн. – От души надеюсь, что они еще будут счастливы. B его согласии жениться на ней я вижу верное доказательство того, что он образумился. Взаимная любовь направит их на верный путь, и, уповаю, они будут вести такой скромный и разумный образ жизни, что со временем все забудут их легкомысленный проступок.
– Их поведение было таким, – возразила Элизабет, – что ни тебе, ни мне, ни кому-либо другому никогда его не забыть. Говорить об этом бессмысленно.
Тут они спохватились, что их маменька, вероятнее всего, пребывает в неведении о случившемся. Поэтому они пошли в библиотеку и спросили у отца, не против ли он, чтобы они рассказали ей о письме мистера Гардинера. Он писал и, не повернув головы, ответил равнодушно:
– Как хотите.
– Можно мы возьмем его, чтобы прочесть ей?
– Берите что хотите, и убирайтесь отсюда.
Элизабет взяла письмо с его стола, и они с Джейн поднялись к матери. C ней сидели Мэри и Китти, что позволило сразу же сообщить радостную новость и им. После небольшого успокаивающего предварения письмо было прочитано вслух. Миссис Беннет сдерживалась лишь с трудом, и едва Джейн прочла о том, что мистер Гардинер надеется на скорый брак Лидии, как ее восторг вырвался наружу, и каждая следующая фраза добавляла новые поводы для ликования. Теперь она от радости впала в волненье столь же бурное, как от горестей и тревоги. Ее дочка выходит замуж! Этого было достаточно. Она не думала о том, будет ли Лидия счастлива, не испытывала ни малейшего стыда, тут же забыв о ее недопустимом поведении.
– Моя душенька Лидия! – вскричала она. – Вот уж восхитительное известие, так восхитительное! Она выходит замуж! Я снова ее увижу! Выходит замуж в шестнадцать лет! Мой добрый заботливый братец! Я знала, он все уладит. Как мне не терпится увидеть ее, да и милого Уикхема тоже! Но платья! Она теперь будет замужней дамой! Я тотчас отпишу об этом сестрице Гардинер. Лиззи, душечка, беги к твоему папеньке и спроси, сколько он даст ей денег. Нет, погоди, погоди! Я пойду сама. Китти, позвони, чтобы пришла Хилл. Я мигом оденусь. Моя голубка, моя душенька Лидия! Как будет весело, когда мы опять будем вместе!
Ее старшая дочь попыталась умерить бурность этих восторгов, обратив ее мысли на то, в каком неоплатном долгу они перед мистером Гардинером.