Гордость и гордыня

У Элизабет хватало своих забот. Ей надо было понять чувства всех ее гостей, надо было утишить свое волнение и обворожить их. В этой последней цели, которая мнилась ей недостижимой, она преуспела лучше всего, так как те, кому она старалась понравиться, были уже предрасположены в ее пользу. Бингли хотел, Джорджиана была готова, а Дарси неколебимо решил находить ее обворожительной.

При виде Бингли ее мысли, естественно, обратились к сестре, и как желала она узнать, не о Джейн ли думает и он! Иногда ей казалось, что он стал молчаливее, чем был раньше, а раза два она с радостью замечала, что он глядит на нее так, словно ищет в чертах ее лица другие черты. Разумеется, это могло быть лишь игрой воображения, но она никак не могла обмануться в том, как Бингли держался с мисс Дарси, которую изображали соперницей Джейн. Она не заметила между ними ни единого взгляда, который говорил бы об особом расположении, и между ними не произошло ничего, что могло бы оправдать надежды его сестер. Очень скоро последние сомнения ее оставили, а кое-какие мелочи, прежде чем гости простились, она поспешила истолковать как свидетельство, что он думает о Джейн не без нежности и хотел бы каким-то образом навести разговор на нее, но у него не хватало смелости. Выбрав минутку, когда остальные были заняты беседой, он сказал тоном искреннего сожаления, что «прошло столько времени с тех пор, как он имел удовольствие видеть ее», а прежде чем она успела ответить, добавил:

– Больше восьми месяцев. Мы не встречались с двадцать шестого ноября, когда все мы танцевали в Недерфилде.

Элизабет порадовалась, что память у него столь точна, а некоторое время спустя он воспользовался случаем и спросил, все ли ее сестры сейчас в Лонгборне. И этот вопрос, и предыдущие слова сами по себе значили мало, но его взгляд, его тон придавали им особый смысл.

Ей нечасто удавалось перевести глаза на мистера Дарси, но она всякий раз видела любезное выражение его лица, а в его голосе не было ни намека на высокомерие или пренебрежение к своим собеседникам, и она поверила, что изменение его манер, которое она заметила накануне, каким бы временным оно ни было, сохранилось хотя бы до следующего дня. Когда она увидела, как он старается заслужить доброе мнение людей, самое знакомство с которыми несколько месяцев назад счел бы для себя неприличным, когда увидела, как он любезен не только с ней, но и с теми самыми ее родственниками, которых открыто презирал, и вспомнила их последнее бурное объяснение в доме мистера Коллинза, перемена была столь разительной и так ее ошеломила, что она лишь с трудом могла скрыть свое изумление. Никогда прежде, ни в Недерфилде среди его дорогих друзей, ни в Розингсе среди его аристократической родни, она ни разу не видела, чтобы он прилагал столько усилий, стараясь понравиться своим собеседникам, и был настолько далек от высокомерия или надменной сдержанности, как теперь, когда успех его стараний не сулил ничего сколько-нибудь значительного, а самое знакомство с теми, кого он окружал такими знаками внимания, навлекло бы насмешки и осуждение дам и девиц Недерфилда и Розингса.

Гости просидели у них более получаса, а когда встали и начали прощаться, мистер Дарси попросил сестру вместе с ним выразить их желание, чтобы мистер и миссис Гардинер и мисс Беннет отобедали бы у них в Пемберли, прежде чем покинут Лэмтон. Мисс Дарси, хотя и с некоторой робостью, выдававшей, как мало ей было это привычно, с большой охотой поддержала его приглашение. Миссис Гардинер посмотрела на племянницу, желая узнать, склонна ли Элизабет, которой это приглашение касалось больше всех, принять его, однако Элизабет чуть отвернулась. Рассудив, что это нарочитое молчание больше свидетельствует о внезапном смущении, чем о желании отказаться, и видя, что ее супруг, любящий общество, готов принять его с радостью, она ответила согласием за всех троих, и обед был назначен на послезавтра.

Бингли выразил большую радость, что снова увидит Элизабет – ему надо еще столько сказать ей и подробно расспросить ее о всех их хартфордширских друзьях. Элизабет заключила, что он надеется узнать что-нибудь о Джейн, и была на седьмом небе. По этой причине, а также по некоторым другим она, когда гости удалились, могла вспоминать об их визите с удовольствием, хотя, пока он продолжался, ей было скорее не по себе. Теперь ей хотелось поскорее остаться одной, она боялась расспросов или намеков дяди с тетушкой и поэтому, едва узнав, что Бингли произвел на них самое благоприятное впечатление, поспешила в свою комнату переодеться.

Однако она совершенно напрасно опасалась любопытства мистера и миссис Гардинер, они вовсе не собирались искать ее откровенности. Было очевидно, что она знакома с мистером Дарси гораздо ближе, чем им казалось прежде. Несомненным было и то, что он пылко в нее влюблен. Все это возбуждало их интерес, но не давало им права ее расспрашивать.