Гордость и гордыня

— Твой план хорош, — ответила Элизабет, — для тех случаев, когда речь идет только о стремлении выйти замуж, и если бы я решила заручиться богатым мужем или вообще мужем, то, полагаю, последовала бы ему. Но Джейн чувствует совсем другое. Она ничего не рассчитывает наперед. Пока она еще не уверена ни в степени собственной склонности, ни в ее разумности. Они знакомы всего полмесяца. Она протанцевала с ним четыре раза в Меритоне; один раз виделась с ним утром у него дома, а затем четыре раза обедала за одним столом с ним. Это маловато, чтобы успеть постигнуть его характер.

— Разумеется, будь все так, как ты говоришь. Если бы она просто обедала с ним за одним столом, то могла бы лишь узнать, насколько хорош его аппетит, но не забудь: это ведь означает и проведенные вместе четыре вечера, а за четыре вечера может произойти очень многое.

— O да! Эти четыре вечера помогли им убедиться, что «двадцать одно» они оба предпочитают «коммерции», но вряд ли им открылось нечто более существенное.

— Что же, — сказала Шарлотта, — я от всего сердца желаю Джейн успеха; и если бы она вышла за него замуж завтра, на мой взгляд, надежды обрести счастье у нее было бы ничуть не меньше, посвяти она год изучению его характера. Счастье в браке всегда игра случая. Как бы хорошо женихи невеста ни знали характеры друг друга, как бы ни схожи были их наклонности, это ничуть не поспособствует счастью их супружества. Ведь затем их характеры меняются, и им выпадает своя доля домашних неурядиц. И куда лучше как можно меньше знать заранее о недостатках того, с кем тебе предстоит провести жизнь.

— Ты меня рассмешила, Шарлотта, все это вздор, ты знаешь, что это вздор, и сама так ни за что не поступишь.

Занятая наблюдениями за поведением мистера Бингли с ее сестрой, Элизабет даже не заподозрила, что обретает некоторую интересность в глазах его друга. Мистер Дарси вначале отказывал ей в миловидности; на балу он оглядел ее без малейшего восхищения, а при следующей их встрече смотрел на нее, только чтобы критиковать. Однако едва он доказал себе и своим друзьям, что в ее лице не отыскать ни единой хотя бы сносной черты, как вдруг начал убеждаться, что чудное выражение ее темных глаз делает это лицо на редкость умным. Вслед за тем последовали и другие открытия, явно уязвлявшие его самоуверенность.

Хотя его критический взор подмечал не один изъян; нарушающий идеальную симметрию ее фигуры, он был вынужден признать ее стройной и приятной для глаз. И хотя он объявил ее манеры совсем не светскими, его обворожила их естественность и живость. Она же ни о чем не догадывалась, и для нее он оставался человеком, который не трудился быть любезным ни с кем и кто не счел ее достаточно красивой, чтобы танцевать с ней.

A ему уже хотелось узнать ее поближе. И в намерении завести с ней разговор он начал прислушиваться к ее разговорам с другими, что наконец и привлекло ее внимание. Случилось это в доме сэра Уильяма Лукаса, где собралось большое общество.

— C какой стати, — сказала она Шарлотте, — мистер Дарси прислушивался к тому, о чем я говорила с полковником Фостером?

— На этот вопрос может ответить только сам мистер Дарси.

— Но если он снова позволит себе подобное, я непременно покажу ему, что все вижу. У него такой сатирический взгляд, что я, если не позволю себе какой-нибудь дерзости, начну его бояться.

Вскоре после этого он направился в их сторону, хотя как будто без намерения начать разговор, и мисс Лукас заметила своей подруге, что та никогда ни на что подобное не решится, чем лишь подстрекнула ее. Обернувшись к нему, Элизабет сказала:

— Не кажется ли вам, мистер Дарси, что я минуту назад с большой тонкостью упрашивала полковника Фостера дать для нас бал в Меритоне?

— C большим пылом. Обычным для прекрасного пола, стоит речи зайти о балах.

— Вы так строги к нам!

— Сейчас настанет ее черед подвергнуться упрашиваниям, — сказала мисс Лукас. — Я намерена открыть фортепьяно, а ты знаешь, Элиза, к чему это приведет.

— Ну что ты за подруга! Всегда хочешь, чтобы я играла и пела всем и каждому! Если бы мое тщеславие влекло меня к музыке, тебе цены не было бы, однако я предпочла бы не садиться за инструмент в присутствии тех, кто, без сомнения, привык слушать лишь самую лучшую игру, самое лучшее пение.

Однако мисс Лукас настаивала, и Элизабет наконец ответила:

— Ну хорошо, пусть будет по-твоему. — И, обратив серьезнейший взгляд на мистера Дарси, она добавила: — Есть прекрасное старинное присловье, разумеется, известное всем присутствующим: «Придержи дыхание, чтобы было чем остудить кашу». Вот и я придержу свое, чтобы романс прозвучал лучше.

Играла и пела она недурно, хотя отнюдь не превосходно. Когда она допела второй романс, то даже не успела ответить на просьбы некоторых гостей спеть еще, как ее сестра Мэри поспешила сама сесть за фортепьяно. Мэри была единственной дурнушкой среди своих сестер, а потому не только читала серьезные книги, но столь же усердно занималась рисованием и музыкой и всегда с нетерпением ждала возможности показать себя.