Джейн Остин, великолепный психолог и бытописатель, — художник глубоко трезвый и реалистический. Мысль ее проникает в скрытые причины поступков, на которые она указывает без дальних околичностей. Вспомним появление Дарси на балу, внимание к нему всего общества, вызванное не столько его внешностью, сколько известием о десяти тысячах годового дохода. Вспомним всеобщее благоволение к Бингли (Незерфилд Парк, дом в Лондоне, четверка лошадей, пять тысяч годового дохода), увлечение гарнизонными офицерами, отвращение, которое испытывала миссис Беннет к Дарси, пока не поняла, что он претендует на руку ее дочери, ее внезапную восторженность и многое другое. С беспощадной иронией показывает Джейн Остин общество, мысли и чувства которого полностью подчинены материальным соображениям.
Особенный смысл приобретают в этом плане образы леди де Бёр и мистера Коллинза, в которых Джейн Остин изобразила тех, кто с легкой руки Теккерея стали повсюду называться снобами. В этих характерах ясно видны черты сатирического преувеличения и гротеска. Здесь писательница идет вслед за великими романистами XVIII века и, в первую очередь, за Филдингом.
Современники живо реагировали на сатирическую остроту этих образов. Джейн Остин неоднократно упрекали в том, что священники в ее романах предстают в большинстве случаев как себялюбцы и снобы. Друзья ее отца и брата решительно не одобряли такой сатиры, а одна из современниц, как передают биографы, заметила, что «не следует в подобные времена создавать таких священников, как мистер Коллинз или мистер Элтон».[20] Замечание весьма знаменательное: «подобные времена» — это начало века, время революционных потрясений на континенте и в самой Англии. Сатира Остин приобретала на этом фоне особую остроту. Интересно, что имя Коллинз стало нарицательным в английском языке, так же, как имя Домби или Пиквик. Коллинз — это напыщенность, помпезность, низкопоклонство, упоение титулом и положением. Существует даже выражение «Не sent me a Collins» (Он послал мне «коллинза»), где «Collins», по принципу метонимии, означает письма того типа, которые мистер Коллинз был такой мастер писать.
В «Нортенгерском аббатстве» Джейн Остин заставляет свою героиню размышлять о человеческой природе. Выросшая на романах Анны Радклиф и ее последователей, Кэтрин Морлэнд склонна видеть в отце своего возлюбленного злодея и убийцу. Убедившись в своем заблуждении, Кэтрин винит в этом книги, которыми она увлекалась, и принимается сравнивать, как изображаются люди в этих романах и каковы они на самом деле. Размышления эти как будто принадлежат Кэтрин, писательница лишь пересказывает их, — впрочем, в них слишком сильна интонация самой Джейн Остин, чтобы полностью отдать их семнадцатилетней Кэтрин (особенно сильно чувствуется это в иронических ссылках на Альпы и Пиренеи — Джейн Остин никак нельзя обвинить в том грехе, который весьма мягко зовется «национальной замкнутостью»). Вот эти размышления: «Как ни прелестны все романы мисс Радклиф и как ни прелестны даже романы всех ее подражателей, вряд ли в них следует искать точного описания человеческой природы, по крайней мере той, какую встретишь в центральных графствах Англии. Возможно, Альпы и Пиренеи — с их соснами и людскими пороками — очерчены там правдоподобно, а южная Франция, Италия и Швейцария, верно, на самом деле изобилуют всяческими ужасами… Кто знает, возможно, в Альпах и Пиренеях действительно нет смешанных характеров. Возможно, тамошние жители либо невинны, как ангелы, либо, словно исчадия ада, наделены всеми мыслимыми пороками. Но в Англии это не так. Англичане, насколько это было известно Кэтрин, все без исключения представляют собой смесь, хоть далеко и не равную в пропорциях, хорошего и дурного».[21]
При всей иронии и несерьезности этих слов (любимый прием Джейн Остин, больше всего боявшейся деклараций), перед нами, конечно, художественный манифест. Джейн Остин отказалась от деления героев на злодеев, «голубых» и резонеров, — деления, которого придерживались все ее предшественники. «Смешанные характеры» стали основным ее принципом.