Гордость и предубеждение

Неподалеку от Лонгборна жила семья, с которой Беннеты поддерживали особенно близкие отношения. Сэр Уильям Лукас ранее занимался торговлей в Меритоне,^{13} где приобрел некоторое состояние, а также титул баронета,^{14} пожалованный ему в бытность его мэром, благодаря специальному обращению к королю. Последнее отличие подействовало на него, пожалуй, слишком сильно. Оно породило в нем неприязнь к прежнему образу жизни и занятиям в небольшом торговом городке. Расставшись с тем и другим, он перебрался со своей семьей в дом, расположенный в одной миле от Меритона, который с той поры стал именоваться «Лукас Лодж».^{15} Здесь сэр Уильям, не будучи обременен никакими делами, мог с удовольствием предаваться размышлениям о собственной значительности и проявлять предупредительность по отношению ко всему свету. В самом деле, хотя полученное звание и возвеличило его в собственном мнении, оно все же не сделало его высокомерным. Напротив, сэр Уильям был воплощением любезности и внимательности к каждому встречному, так как представление ко двору в Сент-Джеймсе^{16} сделало этого, по природе безобидного и дружелюбного человека, еще и обходительным.

Леди Лукас была добродушной женщиной, в меру недалекой, чтобы стать подходящей соседкой для миссис Беннет. У нее было несколько детей. Старшая дочь, смышленая и начитанная девушка лет двадцати семи, была близкой подругой Элизабет.

Барышни Лукас и барышни Беннет неизбежно должны были встретиться, чтобы поговорить о бале. И на следующее утро первые оказались в Лонгборне, готовые слушать и рассказывать.

— Для вас, Шарлот, вечер начался неплохо, — обратилась миссис Беннет к мисс Лукас. — Ведь первый танец мистер Бингли танцевал с вами.

— Да, но он был больше доволен своей дамой во втором танце.

— Ах, вы это говорите, потому что он пригласил Джейн еще раз? Что ж, он и впрямь вел себя так, как будто очень ею увлекся, я в этом уверена. Я даже кое-что слышала по этому поводу — не помню только подробностей — что-то в связи с мистером Робинсоном.

— Быть может, вы имеете в виду его разговор с мистером Робинсоном, который я случайно подслушала? Разве я вам его не передала? Когда мистер Робинсон расспрашивал его — нравится ли ему наше общество, не находит ли он, что в зале много хорошеньких женщин, и которая из них кажется ему самой красивой, он сразу ответил на последний вопрос: — «О, разумеется, старшая мисс Беннет! Тут даже не может быть двух мнений!»

— Честное слово, это сказано довольно решительно. Можно подумать, что… Но вы знаете — ведь все может кончиться ничем.

— Не правда ли, я была более удачливой шпионкой, чем ты, Элайза? — сказала Шарлот. — Мистер Дарси, кажется, говорит менее приятные вещи, чем его друг? Бедная Элайза! Ты, оказывается, всего-навсего «как будто мила»!

— Надеюсь, вы не станете вбивать Лиззи в голову, что она должна быть огорчена его словами. Это такой несносный человек, что понравиться ему было бы просто несчастьем. Миссис Лонг сказала мне вчера, что он просидел с ней полчаса кряду и за все время ни разу не раскрыл рта.

— Уверены ли вы в этом, сударыня? — спросила Джейн. — Нет ли тут какого-то недоразумения? Я ведь хорошо видела, как мистер Дарси с ней разговаривал.

— Какие пустяки! Она его спросила в конце концов — понравился ли ему Незерфилд. Вот ему и пришлось что-то ответить. Но, по ее словам, Дарси за этот вопрос очень на нее рассердился.

— Мне рассказала мисс Бингли, — заметила Джейн, — что он терпеть не может подолгу разговаривать с посторонними. Зато с близкими друзьями он держится необыкновенно приветливо.

— Вот уж не поверю ни единому слову, дорогая. Если бы он умел быть приветливым, он разговаривал бы с миссис Лонг. Мне-то вполне ясно, в чем тут дело: все говорят, что он прямо лопается от гордости, а тут он каким-то образом узнал, что у миссис Лонг нет своего экипажа и что на бал она прикатила в наемной карете.

— Меня не так огорчает, что Дарси не беседовал с миссис Лонг, — сказала Шарлот. — Мне только жаль, что он отказался танцевать с Элайзой.

— На твоем месте, Лиззи, — сказала мать, — в следующий раз я бы сама отказалась принять его приглашение.

— Думаю, сударыня, что я могу спокойно обещать вам никогда с ним не танцевать.

— Признаюсь, — сказала мисс Лукас, — гордость мистера Дарси задевает меня не так сильно, как чья-либо другая. У него для гордости достаточные основания. Приходится ли удивляться тому, что столь прекрасный молодой человек, знатный и богатый, придерживается такого высокого мнения о своей особе? Если можно так выразиться, он имеет право быть гордым.

— Все это верно, — ответила Элизабет. — И я бы охотно простила ему его гордость, если бы он не задел мою собственную.