— Совершенно верно. Мне тогда было как-то не по себе. Очень не по себе, — я просто чувствовала себя несчастной. Мне не перед кем было излить свою душу. Со мной не было моей Джейн, которая, утешая меня, сказала бы, что я — вовсе не та пустая, тщеславная и вздорная девчонка, какой я себя сознавала. Как мне хотелось, чтобы ты была рядом!
— Жалко, что, говоря с мистером Дарси о Уикхеме, ты употребила такие сильные выражения. Ведь на самом деле они оказались совсем незаслуженными.
— Еще бы. Впрочем, излишне резкий тон часто является следствием предубежденности, которую я испытывала. Мне, кстати, хотелось бы получить от тебя один совет. Как ты думаешь, должна я открыть глаза на Уикхема нашим знакомым?
Мисс Беннет немного задумалась и затем ответила:
— По-моему, у нас нет повода для такого ужасного разоблачения. А как тебе кажется?
— Пожалуй, этого делать не следует. Мистер Дарси не поручал мне распространять его сообщение. Напротив, все подробности, касавшиеся его сестры, предназначались только для меня. А если я скажу про другие поступки Уикхема, разве мне кто-нибудь поверит? Предубеждение против Дарси настолько сильно, что половина жителей Меритона скорее в гроб ляжет, нежели посмотрит на Дарси сколько-нибудь доброжелательно. И с этим ничего не поделаешь. К тому же Уикхем скоро уедет. А потому здесь едва ли кому-нибудь важно знать, что он собой представляет. Рано или поздно все станет известно. И тогда мы сможем вдоволь посмеяться над простотой тех, кто не догадывался об этом раньше. А пока что я собираюсь молчать.
— Ты совершенно права! Публичное разоблачение могло бы навеки его погубить. Быть может, он уже жалеет о совершенных ошибках и хочет исправиться. Мы не должны сталкивать его в пропасть.
Разговор этот успокоил Элизабет. Она избавилась от двух давно обременявших ее секретов, а в лице Джейн она приобрела собеседницу, всегда готовую ее выслушать, если бы ей захотелось вновь вернуться к их обсуждению. Осторожность, однако, заставила ее все же кое-что утаить от сестры. Она не осмеливалась пересказать Джейн другую часть письма мистера Дарси и открыть ей, насколько глубокой была на самом деле привязанность мистера Бингли. Этого Элизабет не могла поведать никому. И ей было достаточно ясно, что лишь полное взаимопонимание между Джейн и Бингли позволило бы ей ничего не утаивать. Ну, а тогда — говорила она себе самой, — если бы в самом деле случилось невероятное, я смогу сказать только то, что гораздо более приятным образом будет высказано самим Бингли. А потому я обречена хранить эту тайну до той поры, пока она потеряет всякую цену.
Живя среди своей семьи, Элизабет теперь получила, наконец, возможность разобраться в истинном душевном состоянии сестры. Джейн не была счастлива. Она все еще хранила в душе самую нежную привязанность к Бингли. Не пережив прежде даже воображаемой влюбленности, она соединила в этом чувстве весь пыл первой любви со свойственным ее нраву и возрасту постоянством, которым столь редко отличаются первые увлечения. И она так дорожила воспоминаниями и так явно предпочитала Бингли всем другим мужчинам, что ей потребовалось призвать весь здравый смысл и все внимание к чувствам близких, чтобы не высказывать сожалений, вредных для ее здоровья и их спокойствия.
— Ну, что ты теперь скажешь, Лиззи, об этой печальной истории с Джейн? — спросила как-то раз миссис Беннет. — Что касается меня, то я твердо решила никогда больше об этом не поднимать разговора. Я так и заявила на-днях сестрице Филипс. До сих пор не могу понять, виделась ли с ним Джейн в Лондоне? Он оказался совсем никчемным человеком. Думаю, что Джейн больше нечего на него надеяться. О его возвращении этим летом в Незерфилд не было даже и речи. Я спрашивала решительно всех, кто хоть что-нибудь мог об этом сказать.
— Не думаю, что он вообще появится в Незерфилде.
— Тем лучше! Как ему будет угодно. Едва ли он кому-нибудь здесь понадобится. Хоть я и всегда буду говорить, что он низко поступил с моей дочерью. На месте Джейн я бы не пережила такого разочарования. И я себя утешаю мыслью, что, когда Джейн умрет с горя, мистеру Бингли придется пожалеть о том, что он натворил.
Элизабет промолчала, так как чувствовала себя не способной утешиться подобным предположением.
— Что ж, Лиззи, — продолжала миссис Беннет после непродолжительной паузы, — по-твоему Коллинзы на самом деле живут хорошо? Ну-ну, хотелось бы, чтобы только это было надолго! Каков у них стол? Думаю, что из Шарлот получилась неплохая хозяйка. Если она будет хотя бы наполовину такой изворотливой, как ее мамаша, у них даже смогут оставаться кое-какие сбережения. Они ведь не тратят на хозяйство слишком много?
— О да, конечно.
— Это очень важно для хорошего ведения дома. Да, да. Уж она-то позаботится о том, чтобы сводить концы с концами. Хоть им не придется испытывать нужды в деньгах. Что ж, тем лучше для них. Должно быть, они только и рассуждают о том, когда им достанется имение мистера Беннета? А о Лонгборне говорят так, как будто он уже им принадлежит!
— При мне они не могли касаться подобной темы.