Потрясенная, она не могла сдвинуться с места. Ей было трудно дышать от гнева, и поэтому, когда Мэт Дженкинз распахнул дверь и предстал перед ней с улыбкой на устах, она все еще стояла там как вкопанная.
Продюсер так и не снял куртку. Ростом он оказался почти на дюйм ниже Джаз. Волосы жидкие, взъерошенные, глаза маленькие и бегают по сторонам, шея практически отсутствует, длинный тонкий нос нервно поддергивается. Красавец хоть куда.
— Боюсь, что мне придется быть вашим Дарси, — сказал он уже не так уверенно, как раньше.
— О, — только и смогла произнести Джасмин, последовав за ним. «Если уж он может играть Дарси, — она вся кипела от негодования, — то уж я-то точно способна сыграть Лиззи. Черт подери, если уж он может сыграть Дарси, то я могу и самого Элвиса сыграть». Она воспряла духом.
Зал был размером с небольшое складское помещение. Девушка прошла к столу, на котором спиной к ней восседал, глядя в окно на крыши домов, Ноубл. Скрестив руки на груди. Джаз стала ждать, когда же он соизволит повернуться к ней. Она еще не оправилась от шока, который испытала, услышав как он о ней отзывается. Сара осматривала ее, улыбаясь с отвратительным сочувствием. И Джаз прекрасно понимала почему. Наконец, тяжело вздохнув, Гарри обернулся.
— Фамилия? — спросил он, не глядя на Джаз.
— Джасмин Филд, — выдавила она.
Он с шумом подвинул к себе кресло и, неохотно опустившись в него, записал, как ее зовут. Затем посмотрел на то, что написал.
— Сестра Джорджии?
— Так точно, — сказала Джаз, с трудом сдерживая ярость. — Сестра-дурнушка.
Сара хихикнула, всем своим видом показывая, что ей невмоготу сдержаться, но к пущей ярости Джаз, сам Гарри даже не взглянул на нее. Он весь был поглощен своими бумагами. Похоже, он даже ничего не слышал.
Нервное напряжение и ярость, душившая Джаз, вызвали прилив адреналина в крови. Сердце так бешено колотилось, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди прямо на стол.
— Значит, так, — начал Гарри невыносимо скучным тоном, словно читая список продуктов, которые его попросили купить, — Лиззи не знает, что Дарси влюблен в нее, и она удивлена, увидев его в дверях…
— Я читала книгу, — обрезала его Джаз.
Гарри замолчал.
— Что ж, тогда начнем. — Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула и впервые внимательно посмотрел на Джаз. Лучше бы уж он ее игнорировал.
Джаз сделала глубокий вздох и, нарочито грубо повернувшись к нему спиной, прошла в другой конец комнаты, повторяя себе, что через десять минут все это закончится, и потом она купит огромную плитку шоколада, размером с дом. Стоя спиной к столу, девушка закрыла глаза и представила себя одетой в старинное платье. И вот уже плечи ее обрели покатость, а голова гордо поднялась. Медленно повернувшись, Джасмин прошла до середины комнаты и уверенно, насколько могла, опустилась на стул, причем сделала она это так легко, что стала казаться даже на несколько дюймов выше ростом.
В комнату ворвался Мэт Дженкинз — зрелище не для слабонервных, особенно хороши были его кроссовки. Лиззи впала в оцепенение.
Мэт Дженкинз зашагал взад-вперед по комнате: полы его куртки бешено развевались, а локти под прямым углом расходились в стороны, будто его свело внезапно судорогой. Лиззи в напряжении застыла на стуле, не в силах оторвать от него изумленного взгляда. Неужели все это происходит наяву?
Еще некоторое время походив взад и вперед, Мэт Дженкинз, не вынимая трубки изо рта, внезапно остановился и, пробежав глазами свою роль, нервно дернулся, после чего, наконец, испросил у нее позволение рассказать о своей большой и страстной любви. Тут он оскорбил ее семью и вынул изо рта трубку. Темные зрачки Лиззи расширились: ее унизили, и она с трудом сдерживала обиду. Будь у нее с собой нож, она бы сейчас искромсала его трубку на мелкие кусочки и запихала бы их ему в рот. Вот оскорбления Мэта Дженкинза полетели уже и в ее адрес, и, чихнув, он извинился. Лиззи с ужасом наблюдала, как продюсер вытирает нос рукавом куртки. Шея Мэта Дженкинза страшно напряглась, когда он признавался ей в своей пылкой любви: он умолял девушку избавить его от унижений и согласиться стать его женой. При этом продюсер поковырял в ухе и затем внимательно изучил то, что оттуда выудил.
На лице Лиззи были написаны шок и недоумение.
С трудом взяв наконец себя в руки, она заговорила. Она объяснила Мэту Дженкинзу, что не делала ничего, чтобы вызвать в нем подобные чувства и потому не может ответить на них положительно. Раз или два голос ее предательски дрожал: очень уж унизительно все это выглядело.
Мэт Дженкинз, холодно кивнув, снова дернулся и в сердцах отвернулся от нее, после чего перевернул сразу две страницы текста. Сказав: «Ух», — он вытер потный лоб и потребовал объяснить причину столь грубого ответа.
Лиззи, чей голос креп вместе с уверенностью в себе и растущим гневом, спокойно, но твердо объяснила ему, что на то есть две причины. Во-первых, он разбил сердце ее обожаемой сестры, а во-вторых, сломал жизнь некоему господину Уикхему.