Гордость и предубеждение и зомби

– Что ж, могу только сказать, что с вашей стороны это будет крайне невежливо. Однако же мне это отнюдь не помешает пригласить его к обеду, тут уж я не отступлю.

Мистер Бингли приехал.

При помощи слуг миссис Беннет узнала о его приезде одной из первых, тем самым до предела продлив себе время ожиданий и тревог. Она высчитывала, сколько дней должно пройти перед тем, как можно будет слать приглашение к обеду, и не надеялась увидеть его раньше. Однако же утром, на третий день после его приезда в Хартфордшир, она увидела его из окна своей гардеробной – мистер Бингли, с французским мушкетом за спиной, въехал во двор и направил коня к дому.

Она тотчас же принялась звать дочерей, чтобы те разделили ее радость. Джейн намеренно осталась сидеть у стола, но Элизабет, чтобы успокоить мать, подошла к окну – выглянула, увидела вместе с Бингли мистера Дарси и уселась рядом с сестрой, внезапно разволновавшись безо всякой на то разумной причины.

– Мама, с ним едет какой-то джентльмен, – сказала Китти, – кто бы это мог быть?

– Уж и не знаю, милочка, наверное, какой-нибудь его знакомый.

– Ха! – вдруг воскликнула Китти. – Похоже, это тот самый джентльмен, что был с ним в прошлом году. Мистер… Как же его? Такой высокий, гордый.

– Боже правый! Мистер Дарси! И вправду он, могу поклясться! Ну что же, мы рады приветствовать здесь всех друзей мистера Бингли, хотя, скажу честно, глаза бы мои его не видели.

Джейн взглянула на Элизабет с удивлением и сочувствием. Подробности их встречи в Дербишире ей были неизвестны, и поэтому она переживала из-за ужасной неловкости, которую, по ее мнению, должна была чувствовать сестра, встретившись с Дарси чуть ли не в первый раз после того, как получила его письмо с объяснениями. Впрочем, не по себе было им обеим. Каждая из них тревожилась и за сестру, и за себя, и они даже не слышали, как их матушка без умолку твердила о том, что терпеть не может мистера Дарси и будет любезна с ним лишь потому, что он друг мистера Бингли.

Однако у Элизабет были и другие причины для волнения, о которых ее сестра даже не подозревала, поскольку Элизабет так и не набралась духу показать Джейн письмо тетушки или признаться, что ее отношение к мистеру Дарси серьезно изменилось. Для Джейн он был лишь человеком, за которого ее сестра когда-то отказалась выйти замуж и чью голову разбила о каминную полку, однако Элизабет знала куда больше. Этому человеку была многим обязана вся ее семья, и чувства она к нему питала если и не такие нежные, то уж не менее понятные и оправданные, чем чувства Джейн к Бингли. Она была почти так же удивлена тем, что он приехал в Незерфилд, в Лонгборн и по-прежнему ищет встречи с ней, как удивлялась и его переменившемуся поведению в Дербишире.

Румянец, который исчез было с ее лица, спустя несколько секунд вспыхнул еще ярче, а радостная улыбка добавила блеска ее глазам, когда она подумала о том, что время не поколебало его чувств и намерений. Однако успокаиваться на этот счет она не желала.

“Посмотрим, как он поведет себя”, – решила она.

И с удвоенным вниманием вернулась к заточке дротиков для духовых трубок, стараясь не растерять самообладания, и не осмеливалась даже поднять глаза до тех пор, пока за дверью не послышались шаги лакея. Тут она с беспокойным любопытством взглянула на сестру. Джейн казалась чуть бледнее обычного, однако выглядела спокойнее, чем ожидала Элизабет. Когда в комнату вошли джентльмены, она слегка покраснела, но поприветствовала их вполне непринужденно, и в ее ровных манерах не было ни тени обиды, ни преувеличенной любезности.

Элизабет сказала ровно столько, сколько требовали приличия, и вновь принялась за работу – с явно чрезмерным усердием. Лишь раз она осмелилась взглянуть на Дарси. Он, по своему обыкновению, был весьма серьезен и, подумала она, более походил на того Дарси, которого она знала в Хартфордшире, нежели на того, каким видела его в Пемберли. Но быть может, с ее матерью он не мог обходиться так, как с ее дядюшкой и тетушкой. Довольно неприятное, но, увы, вполне вероятное объяснение.

На Бингли она тоже взглянула лишь раз, успев заметить, что он кажется и обрадованным, и смущенным. Миссис Беннет так рассыпалась перед ним в любезностях, что ее дочери сгорали от стыда, тем более что его друга она приветствовала лишь холодным и церемонным поклоном.

Элизабет была особенно уязвлена и огорчена таким несправедливым различием, ведь она знала, что именно мистеру Дарси ее мать обязана спасением любимой дочери от позора. Дарси в основном молчал, лишь однажды осведомившись у Элизабет, как Гардинеры перенесли падение восточных ворот – вопрос, на который она не могла ничего ответить. Ей не хотелось говорить ни с кем, кроме него, но завязать с ним беседу она не осмеливалась.

“Мне ли, – думала она, – не устрашившейся ни единого человека? Не боящейся самой Смерти! Мне ли не хватает храбрости вымолвить и слово?!”

– Как много времени прошло с вашего отъезда, мистер Бингли, – сказала миссис Беннет.

Бингли с готовностью это подтвердил.