Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

А что же тот, ради благополучия которого сестры проходят все эти испытания? Что поделывает Бренуэлл? Он не поступил в Королевскую Академию, несколько раз безуспешно посылал свои очерки в «Блэквудс мэгэзин», полгода проработал гувернером в одном доме, но был уволен, поступил клерком на железную дорогу, снова был уволен, из-за недостачи. Впрочем, ему все прощают, его все любят. Он просто не создан для тяжелой работы и унижений, для терпения без надежды. Он слишком хорош, слишком горд, слишком чувствителен. Он рисует портреты сестер, довольно неумело, но благодаря им мы можем представить себе, как они выглядели в юности: светловолосая тихоня Энн, Эмили с гордой посадкой головы и темными вьющимися кудрями; невысокая, склонная к полноте Шарлотта, укладывающая волосы в узел на темени. Он по-прежнему пишет о приключениях Александра Шельмы, своего альтер эго, и его повести доставляют много радости Шарлотте.

«Почти неделя, как я получила письмо от Бренуэлла с упоительно-характерным посланием Нортенгерленда дочери, – записывает она в дневнике, который ведет в Роу-Хеде. – Каким сладостно-утешительным голосом словно говорит это письмо! Я жила им несколько дней. Всякий раз, как у меня выдавалась минутная передышка, оно звучало у меня в ушах, словно чистая музыкальная нота, пробуждая мысли, которых не было много недель, мне рисовались возможные последствия, письма и другие сцены, связанные с иными событиями и иным состоянием чувств».

Для нее Бренуэлл навсегда останется любимым младшим братом и товарищем, она всегда будет пытаться защитить его от невзгод, угадать, с какой стороны обрушится удар, и заслонить его. Увы! Ни она, ни кто-либо другой не может защитить Бренуэлла от него самого. Всеобщий баловень, он не умел удерживать то, что само падало ему в руки, не умел упорно трудиться, чтобы закрепить успех, не умел преодолевать трудности и извлекать уроки из неудач. А к таким людям жизнь, к сожалению, часто безжалостна.

Десять лет спустя Шарлотта напишет мисс Вуллер: «Вы спрашиваете меня о Бренуэлле: он совершенно не заботится о том, чтобы найти себе работу, я начинаю опасаться, что он довел себя до полной неспособности занять какое-либо положение в жизни, и, даже если бы ему достались деньги, он непременно обратил бы их себе во зло; боюсь, что у него почти убита воля и он не в силах управлять своими действиями. Вы спрашиваете, не кажутся ли мне мужчины странными созданиями. Кажутся, и даже очень. Я часто думала о том, какие они странные, а также и о том, как странно их воспитывают, – по-моему, их слишком мало ограждают от соблазнов. Если девочек оберегают так, словно они бессильные и безнадежно глупые создания, то мальчиков толкают прямо в жизнь, словно они мудрейшие из мудрых и не способны сбиться с пути истинного».

Вторая попытка

Меж тем Шарлотта предпринимает еще одну попытку добиться – нет, не литературного признания, а только признания ее права заниматься литературой. Она пишет Хартли Кольриджу, сыну Сэмюеля Кольриджа, тоже поэту и к тому же автору книги «Знаменитости Йоркшира и Ланкашира». Шарлотта посылает ему несколько глав романа «Эшворт», по сути дела, часть Ангрийской саги, персонажи которой волей автора возвращены в Англию.

Александр Шельма стал в романе Александром Эшфордом, но остался таким же безнравственным распутником и сохранил странную привычку отсылать сыновей из дома. «О его поведении рассказывали немало фривольных историй, которые у меня нет ни малейшего желания запечатлевать, – пишет Шарлотта в романе. – Однако в этих историях упоминаются вкупе с его именем некие другие имена, о которых говорили вполголоса. Я помню два: Гарриет и Августа. История первой – печальна, второй – мятежна. С обеими женщинами Александра связывали романтические отношения, имевшие последствием Грех и его неразлучную спутницу – Скорбь. Обе леди, однако, уже скончались, и родственники их вряд ли поблагодарили бы меня за извлечение на свет божий тайн, которым лучше покоиться в погребальных урнах».