Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

Сердце Мэри горячо отозвалось на еще одну новость, пришедшую из Франции. В ноябре 1789 года, сразу после октябрьского Версальского марша, француженки направили в Национальную Ассамблею петицию, требуя признания их равноправия с мужчинами, и в частности: отмены распространенной практики, когда мужья представляли интересы жен в финансовых сделках, юридического признания замужних женщин как дееспособных лиц, которые могут иметь собственные экономические интересы, возможности для женщин избираться в Национальную Ассамблею и в Магистраты. Ответа женщины так и не получили: из всех многочисленных петиций лишь эта не была рассмотрена.

Зато в 1791 году Шарль Морис де Талейран-Перигор, выступая в той же Национальной Ассамблее и говоря о возможности для женщин учиться в гимназии, колледже или университете, заявил, что «женщинам не следует обижаться, если закон отказывает им в некоторых преимуществах, но понимать, что этот отказ сделан в их же интересах. Мужчины созданы для того, чтобы трудиться во внешнем мире, им подобает публичное образование: они должны в полной мере узнать жизнь во всех ее проявлениях. Для женщины же лучшее место образования – дом ее отца. Ей нет необходимости изучать вопросы, которые касаются общественных интересов, она создана для спокойной жизни в семейном кругу, вдали от бурного мира».

Вот это мнение Ассамблея выслушала со вниманием и одобрением. Мэри возмущена и взволнована. Она опасается, что в царстве справедливости и гармонии женщинам вновь будет отведена роль покорных служанок без права голоса. Многие французы борются с рабством в колониях, и это прекрасно. Но кто освободит из рабства людей с белой кожей: женщин, которые отстранены от решения самых важных вопросов в государстве? Кто даст им возможность высказаться, кто услышит их требования? И Мэри снова берется за перо.

«Не будет ум крепок у того, кто питается одними лишь предрассудками, – возражает она Талейрану и всем, кто согласен с ним и будет согласен в будущих веках. – Сколь глубоко уязвляют нас те, кто заставляет нас превращаться лишь в ласковых комнатных собачонок! Как часто нам вкрадчиво внушают, что мы покоряем своей слабостью и царствуем благодаря покорности. Ну что за сказки! Сколь же ничтожно существо, способное унизиться до властвования такими порочными методами!»

Ее идеалы остаются прежними: она требует уважения прежде всего к разуму женщины, этот разум должен получить ту же пищу, что и мужской, и только тогда женщины станут полезными членами общества, только тогда они смогут внести свою лепту не на словах, а на деле.

«Если всем своим сознанием женщина настроена на подчинение мужчине, если с обретением супруга женщина достигает своей жизненной цели и покойна, испытывая мелочную гордость и удовлетворение, заполучив столь заурядный венец, то пусть себе влачит безмятежное существование на уровне пресмыкающегося, – пишет она. – Но если в борьбе за высшее предназначение взгляд женщины устремлен в будущее, пусть она совершенствует свой разум, не оглядываясь на нрав того, кто дан ей судьбой в супруги… Я допускаю, что надлежащее образование или, точнее выражаясь, разностороннее развитие позволит ей вести независимую жизнь… Если женщины способны в действительности вести себя как разумные существа, то нельзя обращаться с ними как с рабынями или как с домашними животными, друзьями человека, низшими по разуму. Нет, надо развивать ум женщин, ограждая их здоровыми, возвышенными жизненными принципами, и пусть женщины, обретя достоинство, почувствуют себя зависимыми лишь от Господа Бога».

Рецензии на «Защиту прав женщин» были опубликованы не только в «Аналитическом ревю», но и в «Литературном журнале», «Нью-Йоркском журнале», «Монти ревю» и т. д. В 1792 году «Защиту» перевели на французский язык. Автором восхищались, над автором насмехались. Анна Летиция Барбо посвятила Мэри поэму, а философ Томас Тейлор бросил презрительно: «Если мы дадим женщинам права, почему бы не дать их и животным?». Позже Ричард Полвель в своей поэме «Женщина без пола» сравнивал Мэри с Сатаной. Впрочем, все это Мэри не удивляло: она ясно понимала, что должна была заговорить о том, что ее волновало, и подготовилась к такой реакции.

* * *

Интересно, что почти одновременно француженка по имени Олимпия де Гуж написала свою «Декларацию прав женщины и гражданки», вышедшую тоже в 1791 году. Молодая вдова, сторонница освобождения негров, убежденная противница смертной казни, быстро прославившаяся как писательница и журналистка, никогда в жизни не встречалась с Мэри. Но их слова звучат в унисон.