Гордость и предупреждение

Из глотки вырывался протяжный грудной полустон; Дрейк взвыла от прицельных движений языком в очаге возбуждения, дернулась, захлебываясь в стонах – как он и обещал. Задрожала, завибрировала, сжимая голову парня бедрами. Он знал, что делал. Ей хотелось дарить удовольствие: она дрожала от каждого его прикосновения, впитывала каждое движение как губка, поддаваясь только ему. Здесь он был царем горы.

Дрейк отпихнула парня ногой, несколько секунд глубоко дышала, успокаивая скрутившие судорогой ноги. По телу глубокой волной прокатилось удовольствие. Кончики пальцев онемели, в голове была вата.

Она подняла на Криса пьяный восторгом взгляд, притянула его за волосы к себе, поцеловала, слизывая с губ парня собственную влагу. Это было так грязно – ощущать собственный вкус на чужих губах. Ей казалось, она взорвется от переизбытка эмоций. Дрейк перевернула парня на спину – ширина кровати позволяла так кувыркаться, – с краю все еще посапывала удовлетворенная Анна.

Тат мокро поцеловала его в шею, плечи, грудь, прошлась пальцами по прессу и рвано выдохнула. Торсу и животу Вертинского она уделила особое внимание – уж очень они пришлись ей по вкусу. Дрейк спустилась ниже, обхватила ладошкой член. Подняла на парня пышущий жаром взгляд. Его бицепсы и пресс напряглись, Крис задержал дыхание.

Кончиком языка она облизнула головку. Закусив губу, прошлась языком по всей длине, причмокнула. Смочив рот слюной, постаралась поглотить как можно глубже, не используя зубы. Вертинский захрипел. Либо тысяча лет практики, либо талант. Либо ему нравилось, что делает это именно она. Та, кто себя обожает больше всего на свете даже под ним в постели.

Татум вошла во вкус, ритмизировала движения, иногда останавливаясь для передышки. Помогала себе рукой, второй царапая пресс Криса. Не забывала удерживать зрительный контакт – так интереснее.

Татум утробно хохотнула, когда Крис подмял ее под себя и прошелся пальцами вдоль ребер, задев сосок. Надавил на горло. Ее умений не хватало, чтобы довести его до сладкой судороги, он и не хотел кончить ей в рот. Хотел видеть ее глаза. Владеть ей.

Он навис над девчонкой, сильнее нужного сжимая ее горло ладонью. Вошел до основания, до выгнутой поясницы и всхлипа на полных губах. Раскрасневшаяся, улыбающаяся Тат – зрелище умиляющее и возбуждающее одновременно. Как она реагировала на его движения – страстно и живо, будто она вся – сплошная эрогенная зона.

– О господи боже, – всхлипнула она, в исступлении прикрывая глаза.

Подалась ему навстречу бедрами, плотно обхватила ногами талию парня. Чувствовала каждый его толчок, эмпатично подстраивалась под круговые движения тазом. Поймала его губы своими, утягивая в долгий, мокрый поцелуй.

Сейчас Дрейк не выглядела отстраненной: он был полностью в ней, в прямом и переносном смысле – Крис был в ее взгляде, стонах, в ее рычании и царапинах на плечах. Он был в ее мареве засосов на шее – он был Пикассо, а она – его чистым холстом. Она жила сейчас, в данную секунду, не задумываясь о том, что было раньше и что будет позже, отдавалась на сто двадцать процентов случаю и ему – Крису Вертинскому.

У Криса щипало спину от ее ногтей и царапин, но было плевать. Он входил в нее до упора, а она подавалась вперед, будто хотела слиться воедино, хотела почувствовать его больше, чем есть: его боль, разочарование, ярость. Ей не нужны были его нежность и любовь – ей нужны были его гнев, безрассудство и похоть.

Его бедра бились об нее громкими шлепками, он брал ее, а Дрейк стонала, чувствуя, как он сейчас глубоко, как раз за разом задевает нужную точку. Тат втягивала воздух быстрыми, короткими вздохами, картинка перед глазами плыла.

Он чувствовал, что они оба близки к концу, когда Тат начала кричать громче, чаще хныкать и сжимать его в себе мышцами сильнее. Он дошел до точки кипения, остановился, оторвался от ее губ. Поймал на себе расфокусированный взгляд, коротко, с малой амплитудой двигаясь в ней. Положил руку на низ ее живота и сказал – нет, приказал – хриплым шепотом:

– Кончай.

Тат посмотрела ему в глаза и резко выдохнула. От его движений в ней, от руки внизу живота, выдавливающей возбуждение, от властного тона. Микс ощущений перемкнул провода в теле. В животе ухнуло, через матку прошел ток, уходя в ноги. По телу горячим штормом разлилось удовольствие.

Крис захрипел, Дрейк извивалась под ним ужом: ее трясло, колотило от наслаждения; она хваталась за простыни, с силой сжимала ноги за его спиной. Тепло обволакивало тело и мозг, Крис упал рядом, чуть не задев спящую пьяным сном Анну.

У Вертинского бешено колотилось сердце, болели спина и ребра – он был опустошен. И ему это нравилось.

Они пролежали молча минут семь, отходя от крышесносного оргазма. Тат восстановила дыхание, встала с кровати, начала одеваться: завтрак в постель не входил в планы обоих, только Татум опередила парня в наглом побеге.