Гордость и заблуждение

Лиана Риде Гордость и заблуждение

Глава 1. Знакомство

Девятый класс полз по моей жизни, словно улитка по бесконечному пляжу. Весь год учителя пугали нас итоговым экзаменом, и когда мы его сдали, сказали, что это было лишь легкий ветерок, а ураган накроет нас в одиннадцатом.

«Хорошо, что меня минует это стихийное бедствие. Пусть мои одноклассники догрызают эту гранитную плиту науки, а я зубы поберегу, они мне еще пригодятся. Ведь впереди меня ждет другая, более спокойная и светлая жизнь», – язвительно радовалась я в душе.

Я не ходила на выпускной бал, не хотела видеться с этими примитивными созданиями, моими одноклассниками. А учителей наших я забыла практически сразу же, как только получила аттестат.

Школу я не любила никогда. Слишком много несовершенства и несправедливости во всем этом учебном процессе. Я всегда была умнее других, учеба давалась легко, а вот за пятерки приходилось бороться. Я была хорошисткой с пяток до ушей. За что мне только ни снижали оценки! И за неуверенность в ответе, и за тихий голос, и за потупившийся взгляд, и за недостаточность чего-то там. В общем, учителя всегда находили к чему придраться, чтобы только снизить мне оценку. А вот, Лерке, дочке училки, пятерки легко доставались, за просто так.

Мне и мой унылый город со своими дворами и дорогами опостылел до предела. Все выглядело однообразным, скучным – дома, улицы. Тысячу раз я ходила по одному и тому же тротуару в магазин, а потом, как каторжная, возвращалась домой с пакетами в руках.

Вот и в этот раз родители отправили меня за хлебом. Видите ли, отец вчера после работы забыл купить. Колбасу не забыл, а хлеб забыл. Вот чудеса человеческой памяти! И главное, отправили меня, типа нашли крайнюю. Они же взрослые, вроде как мудрые. Они же сделали гениальное заключение – если у меня каникулы, значит, мне больше нечем заняться, как выполнять их поручения. Отца и надо было отправить, в наказание. Ничего, скоро им надеется не на кого будет, так что память быстро восстановится.

Только я зашла в квартиру, как из кухни послышался мамин голос:

– Дочь заходи, переодевайся, сейчас будем обедать!

Я быстро сбросила штаны и блузку, надела все домашнее и зашла на кухню.

– Мама, мне нужно с тобой поговорить, – тихо сказала я. Для меня этот разговор был очень важным и в то же время сложным. Я долго готовилась, и наконец, решилась.

– О чем, дочка? – спросила мама мимоходом, не подозревая, как тяжело мне было ответить на этот вопрос.

Я молчала. Я решила, что если она действительно заинтересовалась, если ей действительно небезразлична моя судьба, тогда она должна переспросить, а если я снова не отвечу, то должна понять, как мне сложно начать этот разговор.

– Доча, о чем ты хотела поговорить? Говори, пока у меня время есть, – сказала мама и этими словами напрочь отбила желание разговаривать с ней.

– Да, ладно, потом, – ответила я, а сама сто раз пожалела, что начала этот разговор.

– Ну, ладно, потом так потом, – ответила мама и позвала отца.

– Иду, иду, – отозвался отец, зашел на кухню и сел на свое место. Почему-то у отца было везде свое место, в зале, на кухне, я уже не говорю про спальню. Хорошо, что в моей комнате все места мои.

– Как дела в школе, дочка? – спросил отец, глядя не на меня, а в тарелку с супом и, вдыхая ароматы борща, будто собирался съесть его носом.

– Какая разница? – ответила я. Я еще была раздражена тем, как быстро мать отказалась от разговора со мной.

– А, снова бунтуешь? – ответил отец и как-то ехидно усмехнулся.

– Ничего я не бунтую, – взбесилась я.

– Ты хоть бы требования какие-нибудь выдвинула. У каждой революции должны быть требования, – продолжал отец, видимо, решив выбесить меня из себя.

– Ладно, проехали. А то уйду в свою комнату, чтобы не раздражать вас своим присутствием, – ответила я.

– Доча, отец так шутит, – решила успокоить меня мать, но просчиталась и сделала еще хуже.

– Ну, все! Не дали спокойно поесть, шутники, блин, – я соскочила со стула и как ошпаренная выбежала к себе в комнату. Я слышала, как мать говорила отцу про трудный возраст и все такое, а он только ухмылялся и отшучивался.

В дверь позвонили. Я пошла открывать. По дороге мать спросила меня:

– Доча! Спроси кто там!

– Это ко мне, Ленка, – нехотя ответила я.

Я, конечно, не была уверена, что за дверью была Ленка, но спрашивать «кто там», принципиально не стала. Слишком много чести выполнять каждые просьбы.

На пороге стояла Ленка и сходу спросила:

– Ты говорила с родителями?

– Заходи давай и говори тише, – с раздражением в голосе сказала я.

– Значит, не разговаривала, – с каким-то разочарованием в лице сказала Ленка, зашла в комнату и уселась на диван.

– Да с кем мне разговаривать? У меня у матери все просто, все-то она знает. Но это не просто, и она не все знает, Она многое не замечает. И меня она совсем не знает, и моих чувств не замечает.

– Ну, так расскажи ей, – перебила меня Ленка, перекрыв поток моих претензий к маме.

– А что толку? Ладно, проехали, потом поговорю, – сказала я, старясь перевести тему разговора.