Гордость Карфагена

Римские легионеры, заметив внизу приближавшийся поток огней, были сильно озадачены. Солдаты никогда не видели ничего подобного и не могли оценить количества огней и направления, в котором они двигались. Их пугали феерические звуки, разносившиеся в ночном воздухе. Часовые разбудили трибуна, который возглавлял охрану прохода. Тот послал сообщение Фабию. Но он знал, что ответ не поспеет вовремя и не отведет удар, какое бы зло ни приближалось к ним. Он должен был действовать. Не имея лучшего объяснения, трибун решил, что карфагеняне прорываются к нижнему проходу. А кого он еще мог винить? Африканцы могли использовать такой отчаянный маневр, чтобы атаковать более слабый пост и смести его прочь грубым натиском. Трибун приказал своим легионерам спуститься вниз и усилить размещенный там небольшой отряд. Это нелегко было сделать в темноте, но им следовало помешать атаке карфагенян, иначе они попали бы впросак.

Естественно, Ганнибал продумал такой ход. Увидев, что римские факелы перемещаются от верхнего прохода к нижнему, он приказал своим солдатам следовать за ним. Какое-то время они двигались за стадом горящих животных, а затем направились к верхнему перевалу, который оказался теперь почти незащищенным.

К тому времени, когда животные столкнулись с римлянами в нижнем проходе, они превратились в обезумевших зверей, чьи шкуры и плоть пылали в огне. Быки, подгоняемые дымом и болью, неслись на легионеров, словно чудовища, посланные Ваалом из бездны подземного мира. Они трясли головами, пригибали рога к земле, натыкались друг на друга и хаотично мчались вперед. Несколько солдат бросили в животных копья. Один или два из них подняли мечи, словно готовились в бою. Но большинство римлян побежали стремглав от приближавшегося стада. Они на бегу окликали товарищей и просили объяснить, что происходит. Им было невдомек, что в это время карфагенская армия, почти не встретив сопротивления, захватила верхний перевал.

Через несколько часов, когда небо посветлело и открыло серые черты ландшафта, Фабий, с помощью глаз молодого Сципиона, увидел хвост карфагенской армии, исчезавший в проходе Калликулы. Ему оставалось лишь отозвать патрули и заградительные отряды с занятых позиций и попрощаться с равнинами Кампании. Войска Ганнибала ускользнули от него, словно хвост змеи в ее норе.

* * *

Каждый раз, когда Сапанибал узнавала об отказах совета в помощи Ганнибалу, ее разбирала безмолвная ярость. Прошло столько времени, а он не получил никакой поддержки от страны, за которую сражался. Это было невыносимо. Неужели они не видели, как он был близок к победе? Поведение совета контрастировало с энтузиазмом населения. Простые люди считали Ганнибала национальным героем. Они восхваляли его в песнях. Поэты слагали стихи о его подвигах. Дети в уличных играх изображали Баркидов, сражавшихся с римскими легионами. Даже рабы гордились победами карфагенской армии. Ганнибал принадлежал всему народу и служил ему примером. Но это никак не касалось той кучки советников, которая сплотилась вокруг шофета Хада и братьев Ханнонов, издавна питавших ненависть к Барки-дам. Не важно, какими были его достижения. Они всегда находили в них недостатки. В крайних случаях советники скупо признавали его победы, но эта похвала тут же высыхала на их языках и превращалась в горечь.

Закаленная долгими годами самопожертвования, Сапанибал была разумной женщиной, не склонной проявлять эмоции на публике или вести себя неподобающим образом. Она старалась не афишировать свои мысли за пределами семейного круга, но ее печалило, что людей Карфагена намеренно вводили в заблуждение, в результате чего они могли лишиться империи. Вот почему Сапанибал решила бросить вызов врагам своего брата. Она не верила, что его союзники в совете обладали необходимым влиянием. Вступая в схватку, она понимала, что ей нужно вызвать интерес народа — здесь требовался скандал, о котором люди болтали бы на рынках и площадях. Она атаковала советников там, где они проводили большую часть своего времени — в их бане.

Сапанибал прошла мимо челяди у входа так быстро, что та даже не успела заметить ее и, тем более, остановить. В помещении было жарко. Глаза слезились от едкого запаха высушенных трав и густого тумана благовоний. Зал освещали чадившие факелы и небольшие костры, за которыми присматривали голые мальчики. Высокий потолок не создавал ощущения легкости, а лишь усиливал мрак. Многочисленные фрески на стенах изображали сцены битв и вакханалий. Лица черных богов еще больше подчеркивали зловещую атмосферу бани.

Мужчины, которых она искала, бездельничали на досуге. Увидав ее, Хад патетически закатил глаза. Он не потрудился сменить позу и запахнуть полы мантии на немощной груди. Складки ткани едва прикрывали его пенис.

— Что ты здесь делаешь? — спросил советник, сидевший за спиной шофета. — В мужской бане не место для женщин.

— Ине место для трусов, — ответила Сапанибал.

Она посмотрела на Хада.

— Может, тогда все и выйдем отсюда?

Хад нахмурил брови. Морщинистое лицо этого тощего мужчины вдруг стало почти неузнаваемым.