Гордубал

А девочка-то ихняя, подумайте! Как картинка! Мы все плакали, глядя на нее. Бедная сиротка! Вы подумайте, эта женщина и ребенка не стеснялась. Блудила на глазах у собственной дочери. Ведьма, ведьма, говорю вам... Надо и мне, сосед, на нее поглядеть.

Пустите нас, люди добрые, дайте пройти, и мы хотим видеть ее, срамницу. Ничего, ничего, потеснимся, набьемся, как в церкви на пасху, только пустите. Эй, люди, не напирайте, вонь от ваших тулупов такая, что задохнутся почтенные судьи. Прочь от дверей!

- Вот она, глядите. Та, тощая, что сидит так прямо. Кто бы подумал, что это она? Баба, как все бабы. А где Штепан? Вон, одни плечи видны. А этот, что встал, высокий, в мантии, это сам прокурор.

Тише, тише, дайте послушать.

- Господа присяжные заседатели! Резюмируя все обстоятельства этого дела, кои удалось установить в результате блестящей работы полицейских органов (Бигл в зале подталкивает Гельная), а равным образом благодаря показаниям свидетелей, я, со своей стороны, считаю долгом поблагодарить тех и других. За всю свою долголетнюю судебную практику я еще не встречал процесса, в котором свидетель,ские показания были проникнуты таким глубоким, таким горячим участием к делу торжества справедливости. Вся деревня, весь народ из Кривой - мужчины, женщины и дети - выступали здесь перед нами не только как свидетели, но и как обличители этой .распутной женщины перед богом и людьми. Не я, представитель закона, но сам народ обвиняет ее. За преступление вы будете судить по букве закона. Но по совести народной судите за этот грех.

Твердо уверенный в себе, прокурор на мгновение заколебался. "Что такое я говорю о грехе? Судим мы душу человека или поступки его? Да, поступки, но разве не в душе рождаются они?.. Берегись, заведешь свою речь в тупик, говори проще, дело ведь такое ясное..."

- Уважаемые господа присяжные заседатели!

Случай, в котором вам предстоит разобраться, вполне ясен, ужасающе ясен в своей простоте. Перед нами три фигуры. Первая - это крестьянин Юрай Гордубал, - простак, добрая душа и, видимо, слегка тугодум. Он живет в Америке, тяжелым трудом зарабатывает пять-шесть долларов в день, из них четыре посылает домой жене, чтобы ей лучше жилось. - Голос прокурора приобретает резкие гортанные интонации. - И этими, кровавым потом заработанными деньгами его жена платит батраку-любовнику, не брезгающему быть на содержании у стареющей хозяйки. На что только не пойдет ради денег Штепан Манья! Разрушить семью эмигранта, оторвать мать от ребенка, а потом по наущению своей любовницы убить спящего хозяина - на все идет Манья ради пачки долларов. Какое злодейство, какой грех корыстолюбия! (Прокурор слегка колеблется. Не то, не то! Преступление и грех - разные вещи. Это же судебный процесс, а не суд божий.)

- Вторая фигура - жена Гордубала. Вот она перед вами холодная, жестокая, расчетливая. Между нею и молодым работником не может быть любви, даже греховной любви, только блуд, только разврат, грех и грех... Она содержит его как игрушку своей похоти, она балует его, забыв о собственной дочери.

Бог воздал ей за это: в блуде своем она зачала ребенка. И вот возвращается муж из Америки. Точно сам всевышний посылает его - наказать прелюбодеяние в своем доме. Но Юрай Гордубал - добряк.

Я думаю, никто из нас, присутствующих здесь мужчин, не стерпел бы того, что молча сносил этот многотерпеливый и бесхарактерный супруг. Видимо, дороже всего ему было спокойствие в доме. С возвращением Гордубала прекратился приток долларов.

Хозяйке нечем теперь содержать молодого дармоеда, и Штепан Манья оставляет служение греху. И что же?

Недогадливый добряк Гордубал, явно под давлением жены, сам предлагает ему руку своей дочери. Сулит ему и дом и деньги, лишь бы тот вернулся... - Прокурор чувствует в горле спазму отвращения. - Но и этого мало. Штепан, видимо, шантажирует Гордубала, грозит ему чем-то, и тогда даже этот многотерпеливый человек не выдерживает. Он выгоняет наглого приживальщика. С этого момента Гордубалом овладевают опасения за свою жизнь. Он пытается найти работу где-нибудь подальше, за горами, ночью он бродит с фонарем, осматривая двор. Но злодейский план уже составлен. Старый муж слишком мешает сластолюбивой жене и алчному батраку. Разврат и корыстолюбие объединилось против него. Гордубал выбивается из сил, он не может больше сторожить дом, не может защищаться. И наутро его находят с пронзенным сердцем. Убит! Убит во сне!

И это конец? Прокурор сам удивляется. Разве он не подготовил блестящее, убедительное заключение?

Но оно как-то вылетело из головы, и вот - конец.

Прокурор садится, сам не зная, как это вышло, и вопросительно глядит на председателя суда. Тот одобрительно кивает. Присяжные шушукаются, шмыгают носом, двое откровенно утирают слезы. Прокурор глубоко вздыхает.

Встает адвокат Маньи, человек мощного телосложения, знаменитый юрист.

- Господин прокурор в конце своей сильной речи упомянул о сердце Юрая Гордубала. Да позволят мне господа присяжные заседатели призвать это сердце к делу оправдания моего подзащитного...