Гордые и свободные

– Темпл? Где ты? – раздался снизу голос.

Но то был не Клинок.

– Кипп?

– Да где же ты, черт подери? – еще громче заорал Кипп.

Темпл выглянула на лестницу:

– Я здесь, наверху.

У него был такой взволнованный вид, что ей стало страшно.

– Что такое? Что-то случилось?

– Где он?

– Еще не вернулся.

Кипп взбежал по лестнице.

– Собирайся. Я увожу тебя отсюда.

Он схватил ее за руку, но Темпл высвободилась.

– Сначала объясни, в чем дело.

– Ты моя сестра! – взорвался он. – Я не потерплю, чтобы ты оставалась в доме предателей.

– Прекрати! – Она уперлась руками в бока. – Я не желаю слышать, как ты оскорбляешь моего мужа!

– Ты ведь ничего не знаешь! – рявкнул он. – Эти ублюдки сделали свое дело. Вчера в Нью-Эчоте они подписали договор с представителем Джексона. Они продали нашу землю.

– Не может быть… – отчаянно замотала головой Темпл. – Клинок неспособен на это.

– Ты просто дура! Его подпись стоит под документом. Поэтому я здесь.

– Я тебе не верю, – прошептала она.

– Неужели я стану врать?

– Не знаю.

Темпл отвернулась к стене, чувствуя, как быстро колотится у нее сердце.

– Какое тебе еще нужно доказательство? Хочешь сама увидеть документ? Говорю тебе, там стоят подписи их обоих – и твоего мужа, и твоего свекра. Они нарушили кровный закон. Ты не можешь больше жить с Иудой, который предал свой народ. Это уже не разговоры, это измена. – Он помолчал. – Я говорю тебе правду, Темпл. Не веришь, спроси у него сама.

– И спрошу!

Она рывком обернулась и увидела, что в дверях стоит Клинок. Его лицо окаменело, глаза сверкали стальным блеском.

– Вот-вот, спроси, – крикнул Кипп. – Подписал он договор или нет?

Темпл боялась смотреть мужу в глаза.

– Это правда? – спросила она шепотом.

– Да, – не моргнув глазом ответил он.

– Ты заплатишь за это жизнью, – пригрозил Кипп.

– Ничего, зато ты останешься жив, – насмешливо пожал плечами Клинок. – Вот она, справедливость. А теперь убирайся отсюда, пока я не забыл, что ты ее брат.

Кипп обернулся к сестре:

– Едешь ты со мной или нет?

Она не тронулась с места. Темпл смотрела на своего мужа – человека, которого она так любила и который оказался изменником.

– Она остается, – сказал Клинок.

Кипп, не говоря ни слова, бросился вон. Внизу хлопнула дверь. Клинок не отрываясь смотрел на жену, утратившую дар речи.

– Как ты мог? – в конце концов произнесла она глухим голосом. – Ведь тебя теперь убьют.

– Да.

Сейчас он видел перед собой не ее, а дом Элиаса Будино, где накануне вечером собрался комитет из двадцати представителей. В мерцающем свете свечей они курили трубки и вновь, уже в который раз, просматривали документ, обговаривающий условия переселения. Наконец настал момент, когда нужно было ставить подписи. Последним взял перо майор Ридж. Взглянув на документ, он сказал:

– Я только что подписал свой смертный приговор.

Каждый из них понимал это. Они нарушили кровный закон, и отныне всем им угрожает неминуемая гибель.

На побледневшем лице Темпл ярко выделялись алые губы. Словно притянутый магнитом, Клинок шагнул вперед и обнял жену за тонкую талию, не обращая внимания на ее сопротивление.

– Люби меня, Темпл. Люби смертника.

Он крепко поцеловал ее в губы, и Темпл больше не сопротивлялась. Она обхватила его руками за шею, и Клинок отнес ее в спальню, а Фиби незаметно скользнула за дверь.

Несколько минут спустя они лежали обнаженные на кровати, лаская друг друга так, словно занимались любовью в последний раз. Над ними навис призрак смерти, и это придало страсти еще большую остроту. В этот миг они забыли обо всем на свете, кроме своей любви.

Но потом мрак и боль вернулись. Медленно застегивая пуговицы на своем любимом синем платье, Темпл молчала, думая о том непоправимом, что произошло. Ее пальцы еще помнили тепло его тела, губы не остыли после поцелуев, но мысли витали уже далеко.

– Ты ничего этим не добился, – сказала она, обернувшись. – Договор не признают.

Он на миг замер, потом стал натягивать сапог.

– Если это заставит Росса подписать другой договор, значит, наша цель уже достигнута. – Он заглянул ей в глаза. – Так ты останешься со мной?

– Останусь. Пока.

Она не знала, что хуже: бросить его или остаться. Остаться и стать свидетельницей его смерти.

21

Гордон-Глен

Июнь 1836 г.

Пчела назойливо жужжала возле самого уха Элайзы, которая, прислонившись к изгороди, осматривала большой огород. Грядка за грядкой были засажены кукурузой, капустой, бататом, сахарной свеклой, чесноком, луком, и так далее, и так далее. В дальнем конце негритянское семейство – мать и двое детей – вовсю работали мотыгами, взрыхляя землю и выпалывая сорняки.

– Что-то не так, Элайза? – спросила Темпл, выведя подругу из задумчивости. – Я еще за обедом заметила, какой озабоченный у вас вид.

– У вас тоже, – ответила Элайза, распрямляясь. – Все из-за этого договора. – Она заметила, как нахмурилась Темпл. – Извините, мне не следовало об этом говорить.