Горе

Толпа ничего не ответила и стала молча уходить. Никто не хотел смотреть на скелет того, кто еще минут десять назад был жив. Вокруг него еще летал дух живого, еще не осознавшего смерть- это было страшно ощущать. Тетя Люсия взглянула на меня, ожидая, когда я пойду с остальными, но мое тело не двигалось. Я молча смотрел на мешок одежды, под которым неподвижно лежали кости недавно живого человека. Ничего не сказав, хозяйка направилась за слугами. В мертвой тишине остались только я и Лувр. Безликий стоял неподвижно, все еще держал пистолет наготове и был похож на восковую фигуру, которая вот-вот должна была вступить в перестрелку. Из несуществующего рта выходил еле заметный пар, его дыхание было тихим и быстрым. Я молча стал наблюдать за Лувром, ждать, что будет дальше. Через парк минут он неожиданно громко, но спокойно заговорил:

— Так мы не бессмертны?

— Нет.

— Мы тоже можем умереть?

— Можете.

— И я?

— И ты.

— Моя жизнь заключена в фотографии?

— Да.

Лувр оглядел библиотеку.

— Я живой?

— Всегда был.

— Я человек?

— Настоящий смертный.

Он посмотрел на меня. Я перестал дышать.

— Я могу умереть…

— Можешь. Ты хочешь этого?

— Нет…

Я хотел сказать еще, но вовремя остановился. Я не хочу убивать. Только не его.

— Моя жизнь- в фотографии…

— Все так.

— Почему же я не знал?

— Никто не знал. Только один Атан догадался о своей тайне. Ньепс скрывал это.

— Зачем?

— Иначе бы он потерял вас.

— Мы верны ему…

— Он в могиле.

Лувр развернулся. Он медленно уходил, скрываясь в дыму. Что-то холодное пробежало мимо меня. Мне стало страшно. Я быстро стал догонять Лувра.

— Что же ты будешь делать?

— Жить, — твердо сказал Лувр, и в этот момент он споткнулся о неровную поверхность каменного пола.

— Я буду верить в тебя.

— Сначала сам научись жить.

Я остановился. Он был чертовски прав. Безликий неумолимо отходил от меня все дальше и дальше, но отпускать его я не собирался.

— Куда ты сейчас?

— К Вайолетт.

— Она расстроена, лучше ее не трогать.

— Я знаю. Виной тому- ты, — меня это задело. Внутри начал бурлить небольшой гейзер раздражения и совести.

— Откуда мне было знать, что в ее семье творится на самом деле? Я выслушал ее мать и помог тем, чем смог.

— Какого черта ты вообще влез в чужую жизнь? — Лувр резко развернулся и направил на меня пистолет, однако его рука была согнута и расслаблена: он не собирался стрелять.

— Не я влез, она сама сунулась ко мне в руки!

— Так почему ты так грубо с ней обошелся?! Она что, щенок какой-то?!

— Я не знал, как правильно поступить!

— Так ничего б не делал!

— Иначе эта жизнь вовсе бы увяла!

— Ты прожил не один десяток лет, а повел себя хуже шестнадцатилетнего подростка! Неужели ты не мог проявить хоть какой-нибудь зрелой тактичности? Когда ты получаешь дорогую вещь, ты же первым делом аккуратно и бережно ее используешь, а тут? По-твоему, это не дорогая вещь?! По-твоему, жизнь- даже чужая- ничто?! — грязное и холодное дуло пистолета упиралось в щеку. Его наглые движения начинали выталкивать меня из состояния равновесия.

— А сколько под твоими ногами было разбито драгоценностей, — я злобно смотрел на него. Рука безликого выпрямилась и напряглась. Теперь пистолет упирался мне в лоб. Лувр молчал.

— Ты не убьешь меня, — разговор раздражительно продолжался.

— Ты так уверен? — он самоуверенно поднял голову.

— Да. Потому что я вижу тебя. — рука безликого дрогнула. — В тебе накопилось достаточно. Еще одна потеря и- бум. — мои руки показали взрыв. — Ты на пределе. Неужели хочешь устроить еще одну массовую казнь? Для тебя ведь «драгоценности»— это все. Так разбей их, как разбил остальные. Выстрели и начни кошмар. Ты воплощение гнева. Твой смысл- убивать. Ты изначально был создан для смерти, так проснись после спячки. Убей.

— Себя…, — Лувр медленно опустил пистолет. — Я убиваю себя… Город и я…

— Связаны? — я рассмеялся. — Нет, вы точно не связаны. Твоя жизнь не в этих улицах, не в этих людях, — я достал из кармана фотографию. — Твоя жизнь тут.

— Это я? — он осторожно протянул руку.

— Ты. Здесь твоя жизнь. Здесь твоя свобода. Здесь ты. Не город, не Вайолетт, не я, а фотография- она смысл твоей жизни. Видишь? Какое размытое лицо, пленка потускнела, вон трещины и небольшие разрезы в углу. Она скоро развалиться, а за ней- ты.

Его руки тянулись к фотографии, будто бы маленькие бледные ручки младенца пытались достать до ладони матери. Но я убирал руку все дальше и дальше. Мне казалось, Лувр заплачет и начнет на коленях умолять меня отдать ему фотографию.

— Чего ты хочешь?

— Ее…

— Врешь. Чего ты хочешь?

— Жить…

— Тогда фотография тебе не за чем. Оставь ее и свои мечты. Живи и начни жить нормальной жизнью.

— Я не могу…

— Можешь. Стань живым.

— Нет… Я не хочу…

— Ты хочешь уйти?

— Куда? Уйти? Нет, не могу… Я хочу… Остаться…

— И ты тянешься к последней звезде, оставаясь по пояс в воде? Ты среди океана. Один. Какой смысл идти к жизни?

Лувр упал. Его голова не могла подняться под тяжестью собственного горя. Он стонал.

— Я хочу… Жить…