Горе господина Гро

Вид у Габы Гро был совершенно потерянный. Кажется, если бы Джуффин стал грозить ему страшными наказаниями, он бы почувствовал себя более уверенно.

– Конечно, – согласился Джуффин. – Однако неудачный эксперимент не может быть сочтен преступлением. И в любом случае, законы Соединенного Королевства не запрещают избавляться от горя – ни законопослушным гражданам, ни государственным преступникам. Поэтому – вперед. Хоть сейчас. Пока вас снова не скрутило.

– Придется дождаться, пока скрутит, иначе ничего не получится. Но для этого нужны лекарства, – неуверенно сказал Габа. – Они остались дома.

– Ну так и отправляйтесь за ними. За углом стоит служебный амобилер Управления Полного Порядка, я его вызвал на всякий случай, чтобы был под рукой. Возница подбросит вас до дома и доставит обратно – это непременное условие. Думаю, вы сами понимаете, какую взятку должны мне предложить.

– Взятку?!

Габа окончательно растерялся.

Вообще-то Джуффин умеет разговаривать с людьми понятным и приемлемым для них языком, но Габу он как будто нарочно дразнил.

– Разумеется, – подтвердил он. – Я вовсе не так бескорыстен, как вам, должно быть, показалось. И забочусь не столько о вашем благополучии, сколько о своих интересах. Я очень любопытен. Поэтому вы должны будете проделать свой фокус у меня на глазах. Вы готовы?

– Ннну ддда, конечно. Ммможно и на глазах, какая разница, никакой особой тайны тут нет. – Бедняга не мог поверить, что так дешево отделался, даже заикаться на радостях снова начал.

– Договорились, – кивнул Джуффин, подталкивая его к выходу. – Вот и поезжайте. И возвращайтесь как можно скорее.

Когда за Габой закрылась дверь, Джуффин повернулся ко мне:

– Кофа, мне совсем не нравится ваше настроение. Так, чего доброго, из вас тоже придется горе вытряхивать.

– Мое горе и без того снаружи, – вздохнул я. – Сейчас небось заявится… Как он все время меня находит? Уму непостижимо.

– Да ну, бросьте, тоже мне нашли непостижимое. Для призрака самое обычное дело, все они те еще Мастера Преследования. Я как-то расспрашивал своих гажинских приятелей, они говорят, что видят сияющие следы, которые оставляют живые, но не на земле, а на расстоянии одного-двух метров над ней, причем это зависит не от роста, а от каких-то иных индивидуальных особенностей. Это невидимое для нас с вами сияние – и есть, с точки зрения призрака, главный признак жизни, или даже сама жизнь. Наиболее яркие и долговечные следы, по их утверждению, оставляют дети и могущественные колдуны, так что нам с вами, Кофа, от призраков не скрыться, при всем желании. А вам от сэра Хумхи – и подавно. Вы же, строго говоря, единственный смысл его нынешнего существования. Вам я, конечно, искренне сочувствую, но для вас это – просто житейская неприятность, а для сэра Хумхи – настоящая катастрофа. Я хочу сказать, так он, чего доброго, упустит все самое интересное.

– Я тоже упущу самое интересное, – сердито сказал я. – Уже вовсю упускаю.

– Вы имеете в виду, он отвлекает вас от работы? Но это и есть мелкая житейская неприятность, дело поправимое, за вас-то я спокоен. А за него – нет. Ну что вы так на меня смотрите, Кофа? Я не заступаюсь за Хумху, а просто констатирую некий малоизвестный, но вполне бесспорный факт. Видите ли, маги вообще-то очень редко становятся призраками, это считается довольно жалкой участью – и совершенно напрасно, потому что именно для могущественного колдуна такое посмертное возвращение в Мир может стать началом нового великого приключения, по сравнению с которым вся долгая, интересная предыдущая жизнь – всего лишь подготовительный этап. Но может и не стать.

– С точки зрения Хумхи, самое головокружительное приключение – действовать мне на нервы. И уж эту возможность он не променяет ни на какие перспективы.

– Похоже на то. Это меня и удручает. И ведь что самое печальное: он пришел к вам с искренним намерением помириться. Быть рядом, помогать и поддерживать. Совершил почти невозможное, вернулся в Мир не сразу, а через двести лет после своей смерти, я вообще не слышал, чтобы еще кому-то удавалось нечто подобное, – и все только для того, чтобы поймать момент, когда вы повзрослеете, забудете старое и окончательно перестанете на него сердиться. Такова сила родительской любви.

– Вообще-то, при жизни Хумха был не шибко чадолюбив, – заметил я. – Легче поверить, что его заставила вернуться в Мир невыносимая мысль о том, что я сейчас делаю все по-своему и вовсю наслаждаюсь жизнью.

– Одно другому не мешает, – задумчиво сказал Джуффин. – Как ни печально, мы с вами говорим об одном и том же. Почему-то принято считать, будто любовь – это непременно светлое и прекрасное чувство, а уж быть объектом чьей-то любви – сплошное удовольствие. Увы, это почти всегда не так. Перекроить по своей мерке и оставить при себе – вот чего обычно хотят любящие – супруги или родители, без разницы. Честно говоря, даже не знаю, кто хуже.

– Все хороши, – согласился я. – Но, честно говоря, я бы все-таки предпочел иметь дело с влюбленной барышней. С ними, в отличие от Хумхи, я обычно худо-бедно справляюсь.