Горе мертвого короля

Бьорн расплатился, и они проводили глазами удаляющийся экипаж. А когда стук колес и копыт затих, постояли, пытливо вглядываясь в открывающийся с холма пейзаж.

По равнине ленивыми излучинами извивалась речка. Там и сям белели на зелени круги смерзшегося в тонкую корку снега. И больше ничего, только они трое, предоставленные с этой минуты самим себе. С севера потянуло острым пронизывающим ветерком. Где-то в той стороне был мальчик, за которым они пришли.

Не спрашивая ни у кого согласия, Брит явочным порядком возглавила маленький отряд. Она перешла мост и, не оглядываясь, черная, скрюченная, зашагала дальше по травянистому проселку. Бьорн и Хальфред последовали за ней. Как она весь этот день определяла, куда идти? Было что-то звериное в ее методах ориентирования. Она то ловила ветер верхним чутьем, как охотничья собака, то утыкалась носом в землю, скребла ее, принюхивалась и уверенно двигалась дальше. Иногда она внезапно тянула своих спутников куда-нибудь в ров, или в густой кустарник, или за скалу. «Идет кто-то… х-с-с… х-с-с…» — говорила она, мотнув подбородком туда, где они только что находились, и все трое затихали в своем укрытии. Через несколько минут действительно кто-нибудь проходил — крестьянин с киркой на плече, мальчишка, а то и отряд вооруженных мужчин.

— Как ты это делаешь? — спросил Бьорн после первого такого случая, а она посмотрела на него так, словно не поняла вопроса.

На ночлег остановились в заброшенной хижине из дикого камня. Набрали сухой травы, сучьев и разожгли у дверей костерок. Бьорн не мог надивиться на Брит, ворошившую жар голыми руками. Мало того: один раскаленный уголек она некоторое время рассеянно катала в пальцах, словно это был камешек, и не спешила бросить. Кожа на руке начинала дымиться, запахло паленым, а она словно ничего не замечала. «Прямо что-то сверхъестественное», — подумал Бьорн. И эта мысль не пугала, а вселяла надежду.

Костер догорел, и они укрылись в хижине. Мороз был изрядный — от него коченели пальцы, все меньше тепла сохранялось под одеждой.

— Я замерз, — стуча зубами, пожаловался Хальфред.

Тогда Брит уселась в самом углу комнаты, на стыке двух стен.

— Идите сюда, — позвала она, — я вас согрею… х-с-с… х-с-с…

Они примостились по обе стороны от старухи, спиной к ней. Естественно было предположить, что от нее должно плохо пахнуть, — однако запаха не было. Видимо, она была слишком худой и иссохшей. Не прошло и минуты, как ее спутники почувствовали ровный жар, тут же распространившийся по всему телу. Им стало тепло и хорошо, словно у горячей печки.

Среди ночи их внезапно разбудил протяжный, леденящий душу волчий вой.

— Собака паршивая… х-с-с… х-с-с!.. — выругалась Брит.

Когда волк завыл в третий раз, она вскочила и вышла.

Они услышали ее крик — дикий, хриплый, еще более жуткий, чем волчий вой. Волка как ветром сдуло, и больше он их в эту ночь не беспокоил.

Весь следующий день они шли и шли, не сбавляя темпа, — Брит впереди, за ней шагах в двадцати Бьорн, в хвосте Хальфред. Бедняга покончил с нытьем. Он решил делать хорошую мину при плохой игре — безропотно волок все более бесформенный узел, а во время одного из редких привалов даже немного поиграл на скрипочке. По правде говоря, музыкант он был неважный. Смычок немилосердно скреб по струнам, далеко не все ноты звучали верно, но трогательно было видеть, как порхают по ладам короткие пальчики его левой руки. И с песнями Малой Земли он справлялся, пожалуй, неплохо. Он играл и одновременно напевал их, и Бьорну невольно взгрустнулось — особенно от одной колыбельной:

«Как у Йона сани не скользят…
Ой да не скользят…
А настала ночь,
звездочки зажглись —
сани Йона вихрем понеслись».

Бабушка, а потом мать сотни раз пели ему, маленькому, эту песенку, и Сельма, в свою очередь, баюкала ею мальчиков.

Начинало смеркаться, когда они достигли местности с более разнообразным рельефом. Впереди поблескивало льдом небольшое озеро. За ним чернел на фоне заката еловый лес, а край его острым клином взбегал по склону холма. Вершину холма опоясывала каменная стена. В меркнущем небе лениво описывали круги два коршуна.

Брит остановилась как вкопанная. Ее спутники подошли и тоже остановились.

— Что случилось, Брит? — спросил Бьорн.

Она не отвечала. Ноздри у нее вздрагивали. Лицо стало не как у древней старухи, а почти как у скелета.

— Я ее чую… х-с-с… х-с-с… — прошипела она сквозь стиснутые зубы, — чую ее, шлюху…

11 Хальфред дает концерт

На крутом подъеме от озера к замку Хальфреду приходилось сильно наклоняться вперед, и вид собственных сапог, заляпанных грязью, чрезвычайно его расстраивал. Его новый плащ тоже изрядно пострадал от путешествия — левый рукав порвался, одной пуговицы не хватало. С тех пор как маленький странник последний раз приводил себя в порядок, прошло уже три дня. Ни разу в жизни, сколько он себя помнил, не бывал он таким неряхой.