Контр-адмирала Энквиста, с которым проделал поход от Мадагаскара до Цусимы, Добротворский презирал — Николаевский градоначальник был таким же как все адмиралы, не хуже, и не лучше. Зато Фелькерзам за последние дни изрядно удивил, особенно в бою — таких энергичных и решительных действий от него Леонид Федорович не ожидал. А потому сейчас мысленно принял решение рискнуть, и атаковать неприятеля, благо японцы не подозревают, что рядом с ними идет русский отряд…
Два слепящих луча прожектора неожиданно появились во тьме, и один уставился на идущий головным броненосный крейсер — им действительно оказался «Ивате», следующий под адмиральским флагом. И тут же «заговорили» 152 мм орудия «Олега» — четыре в башнях, пара в казематах, и еще два на верхней палубе, за броневыми щитами. А с ними и полдесятка 75 мм пушек, обрушивших град бронебойных снарядов. Скорострельность была прямо-таки бешенная, ведь впервые рядом с пушками сложили готовые выстрелы, по два десятка на каждый шестидюймовый ствол.
Второй прожектор осветил следующего за «Ивате» крейсер — тот оказался итальянской постройки, с разнесенными трубами. Выглядел «Ниссин» скверно — у носовой башни отсутствовали орудийные стволы, а кормовую явно заклинило на противоположный борт. Луч прожектора мелько прошелся и по третьему крейсеру — «Якумо» пострадал в бою, половина казематов была разбита, а с одного вообще исчезли стальные плиты.
И слепящий японских сигнальщиков луч снова вернулся на «Ниссин», в который из темноты тут же полетели снаряды. Это уже «Аврора» вступила в бой, Егорьев не подвел — комендоры русских крейсеров находились при орудиях, причем снаряды заранее были поданы в кранцы, ведь чем быстрее выстрелишь, тем больше шансов опередить миноносец, который может пустить в борт торпеду.
Японцы явно не ожидали столь дерзкого нападения — первую минуты главный и средний калибр вообще не стрелял, отвечали лишь противоминные пушки, и то неточно. Комендоры «Олега» и «Авроры» стреляли как заведенные, безостановочно — подбадривать матросов, что скинули бушлаты и остались в одних тельняшках не приходилось. Все прекрасно понимали, что есть всего пара минут, потом надо гасить прожектора и удирать как можно быстрее от грозного противника, способного просто растерзать плохо бронированные русские крейсера.
Добротвотворский прекрасно понимал ситуацию, «Олег» отключил прожектора и бросился в бегство, видя, что «Ивате» зажег свои прожектора и стал прибавлять ход. «Аврора» уже отвернула в темноту и пропала из видимости. А миноносцы, наверное, пошли в атаку, если не струсили их командиры — промелькнула мысль и тут же пропала.
Командиры «Бодрого» и «Безупречного» не струсили — раздался громкий взрыв, и огромный султан воды взметнулся вверх у борта «Якумо». И следом прогремел взрыв еще одной торпеды, куда она попала Добротворский не разглядел с мостика — ослепил луч прожектора. И тут же у борта «Олега» встали всплески — «Ивате» стал стрелять в беглеца, и что самое плохое, двинулся за ним в погоню…
Крейсер "Олег" в Цусимском бою 14 мая 1905 года
Крейсер "Аврора" в Цусимском бою 14 мая 1905 года
Глава 54
— Не видно ни зги, и это хорошо. Вот если бы луна светило, тогда бы все только богу молились…
Разглядеть что-либо в ночной темноте было трудно — Фелькерзам предствил как тяжело сейчас приходится рулевым «Адмирала Нахимова», что впиваются взглядом в тускло горящую лампочку, окруженную со всех сторон кроме одной, железными листами. Вот по этому светлячку и ориентируется мателот, чтобы не потерять в ночи флагмана, или, что еще хуже, не въехать ему форштевнем в корму. Но от такой напасти можно уберечься, если к ночным переходам, с полным соблюдением светомаскировки, привыкли, и рулевые с вахтенными сигнальщиками опытны и «глазастые», как и наводчики противоминной артиллерии.
Умеющие хорошо видеть в темноте отбирались среди нижних чинов специально, их потчевали сахаром от души, ведь сладкое в темноте позволяет видеть человеку чуть лучше. Пусть на немного, но эта самая малость может позволить успеть заметить неприятеля раньше на несколько секунд, и приготовится к маневру или отпору.
Получить торпеду ночью никому не хотелось, это означало гибель для всего экипажа — мало кто выживет в холодной воде Японского моря, барахтаясь на волнах целую ночь. А у него самого, как и у Фитингофа вообще нет ни малейшего шанса выжить в холодной купели. Там и молодые, пышущие здоровьем матросы, долго не протянут. Если сердце и выдержит, то все тело судорогой обязательно скрутит.
Куда там старикам продержаться, ведь в эти времена любой мужчина перешагнувший середину шестого десятка считался весьма пожилым человеком, достигшим чуть ли не преклонного возраста. Да и со здоровьем в эти времена не очень, и медицина еще чуть ли не на «пещерном уровне» в сравнении с будущими временами — о пенициллине даже не подозревают, как и о переливании крови, с ее группами и резус-факторами.