Горе побеждённым

 - Что ты делаешь, аспид? Ты же ей проходу не даёшь! Дождёшься, нажалуюсь Брюсу – он тебя выгонит.

 - А я ему скажу, что вы сами от неё не отходите, – хамил «аспид».

 - Тьфу ты! Мала змея, да ядовита, – плевался Спиридон.

 Отец Меркурий  тоже качал головой, но помалкивал. Что тут скажешь: молод, кровь играет.

 Каждый день Ипатов собирался открыть свои чувства Катерине, но каждый раз трусил. Между тем, все стали замечать, как «бутончик», по выражению отца Меркурия, стал распускаться в обворожительный цветок. То ли от доброжелательности окружавших её людей, то ли от красивой, элегантной одежды, которой задарил её Собакин, но только с каждым днём в девушке всё больше проявлялась природная утончённость, грациозность и лёгкость походки, необыкновенное очарование, свойственное непосредственным и нервическим натурам. На прогулках на неё стали оборачиваться.

 - Очарование – выше эталонной красоты, – отметил Вильям Яковлевич, когда увидел внимание мужчин к его подопечной. – Очарование – это красота в движении.

 Ипатов злился, но сдерживал свои порывы в присутствии начальника. Что-то подсказывала ему, что надо спешить. Александр Прохорович решился рассказать священнику своё намерение жениться. Тот выслушал сбивчивое признание молодого человека и тяжело вздохнул:

 - Ах, ты, голубь ясный, что удумал. Куда тебе жениться? Ты не оперился ещё.

 - Пока я оперюсь, её уведут. Есть кому, – горячился Ипатов. – Я влюблён, понимаете, влюблён!

 - Понимаю, голубь, понимаю. Но, ты зажми себя, пересиль. Возмужаешь, тогда и  найдёшь себе пару, и всё будет у тебя хорошо, – успокаивал его Собакин.

 - Поговорите с ней, Богом прошу, – уговаривал «голубь».

 Тут уж отец Меркурий не выдержал и закричал:

 - Отстань, репей! С ума сошёл, предлагать мне, монаху, обделывать ваши мирские дела!

 Махнув на него рукой, Ипатов метнулся к Канделяброву, но и там, получил отпор.

 - Ты что, сказился, что-ли? Остынь! – гремел посудой Спиридон Кондратьич. – Ей рано замуж.  Забудь, говорю. А потом, Брюс будет против.

 - Вот интересно! А ему что за дело? Он что, отец ей? Думает, если приютил да приодел, так теперь распоряжаться может?

 - Конечно, может. Уже неделя, как он её опекун.

 - Оформили-таки! Оптяпали дельце! – заорал Ипатов, не помня себя. – Что ж, деньги есть, почему себя, любимого не потешить. Стареет Собакин – на «клубничку» потянуло. А вам, не стыдно сводничать, по казённым местам бегать, взятки давать, чтоб этакую пакость устроить?

 - Что ты сказал? –  побагровел Канделябров. – Ты, плюгавка, меня сводником обозвал? Да я, тебя…

 Он схватил Ипатова за грудки, тряхнул так, что у того чуть голова не отвалилась, и со всей силы впечатал его в огромный дубовый шкаф с посудой, внутри которого что-то со звоном посыпалось. Потом поднял, как тряпку и опять грохнул, но уже об пол.

 На шум прибежали все, и даже Вильям Яковлевич, который только что пришёл домой. Их взору предстала ужасающая картина: на полу лежал бездыханный Ипатов с окровавленной головой. Следы крови были и на ручке шкафа. Над Александром Прохоровичем  склонился рыдающий Канделябров. Собакин оттолкнул Спиридона, приподнял голову молодому человеку и приказал:

 - Полотенце, лёд и водку, быстро!

 Катя бросилась исполнять, а Канделябров, всхлипывая, побежал за нашатырём:  Ипатов был без сознания. Вскоре Александр Прохорович  пришёл в себя, его умыли, перевязали голову и положили на диван в столовой. Катерина Павловна села рядом и держала холодный компресс у разбитой брови. Отец Меркурий тоже не бездействовал. Из всех комнат первого этажа поочерёдно доносились слова молитвы: «… угаси всяку распрю, отыми вся разгласия соблазны…»  При этом он всё вокруг кропил святой водой. Особенно досталось «враждующим»: оба были мокрыми с головы до пят.

 Потом в кабинете был тяжёлый разговор между хозяином и Спиридоном, после чего оба пришли в столовую объясняться с Ипатовым. Тут уж пошли между буянами взаимные извинения-прощения, объятия и слёзы. Канделябров бился лысой головой о персидский ковёр и кричал, что бес попутал, на что с теми же словами Александр Прохорович пытался скинуться с дивана под ноги другу сердешному, но был удержан Собакиным.  А в это время отец Меркурий благодарил Бога за мирную развязку перед иконой Спасителя. Одна Катерина Павловна смотрела на всех непонимающими глазами и, должно быть, впервые задумалась о психическом здоровье своих новых друзей. Причину скандала ей так и не объяснили.

                                                                             ***

   Чтобы сгладить неприятный осадок от недавнего инцидента, Вильям Яковлевич предложил:

 - Помните, Катерина Павловна, я обещал вас угостить дарами моря. Собирайтесь, тут недалеко. Поедем на Рождественку, в «Берлин». Там подают замечательных черноморских устриц, лучше французских. Попробуете миноги, гребешки и креветки. Александр Прохорович, прошу составить нам компанию. Ничего страшного. Вид у вас совершенно обычный, а шрамы и ссадины, как известно, только украшают мужчину. Решайтесь.

 Ипатов немного поотказывался, а потом согласился. Поначалу, ему было стыдно принимать предложение от человека, которого он совсем недавно так поносил.