- Мой юный друг, - Картенев прищурился, заговорил медленнее обычного. - Что значит "мы считаем", "вы считаете"? Есть на свете такая упрямая штука - факты. Возьмите наши мирные инициативы только последних лет. Ни одну из них ваша администрация не поддержала. заметьте, ни единую!..
У выхода из столовой их встретили два парня. У обоих лица заросли обильно волосами от виска до виска. Одеты они были в довольно потрепанные джинсы и безрукавки. Ноги были босыми. Парни о чем-то вполголоса совещались.
- нам сказали, что вы из русского посольства, - обратился к Виктору тот, что был пониже.
- Да, это так, - подтвердил Виктор.
- Очень рад, - парень протянул Виктору руку. Бенджамин Девис, председатель студенческого комитета "Против ядерной смерти". Наш университет расположен в предместьях Чикаго. Мы приехали пригласить вас выступить у нас в понедельник. Вы сможете?
"Возвращаться домой нам все равно нужно через Чикаго, подумал Виктор. - Почему бы и не выступить, если приглашают?".
- В какое время? - спросил он.
- Ровно в полдень, если вам это подходит, - быстро ответил Дэвис. Спасибо, мы вас будем встречать у южного въезда в кэмпус в половине двенадцатого в понедельник.
Дэвис помахал всем рукой и через минуту исчез вместе со своим молчаливым спутником. Меж деревьями несколько раз мелькнул их старенький фольксваген, и все стихло...
Вечером в актовом зале собралось около тысячи студентов. На сцене по обе стороны от вице-ректора расположились иностранные представители. Трое были из Африки, трое из Латинской Америки, и двое - из Европы. Виктор оказался между африканцем и европейцем. Процедура была продумана до мельчайших деталей. Однако случилось непредвиденное. Когда вице-ректор представлял третьего африканца, у правого входа в зал послышался шум. Он постепенно рос, пока в зал не вошли с громкими криками человек десять-двенадцать. Все они были в черных полумасках. Передние несли транспарант, на котором большими буквами было написано: "Черномазые, убирайтесь прочь в свою вонючую Африку!". Из выкриков выделялись: "Назад, на деревья, - поближе к бананам!", "Кандалы и наручники - лучшая одежда для черных!", "Да здравствует ЮАР!".
Виктор увидел, как вице-ректор изменился в лице. Выражение благожелательности сменил откровенный испуг. "Господа! поспешно выкрикнул он в микрофон. - Господа! Прошу вас прекратить эту недостойную демонстрацию и покинуть зал". В ответ кто-то крикнул: "Сейчас мы и тебя пристрелим, жалкий прихлебатель черных ублюдков!". В зал ворвалась еще одна группа в черных полумасках. Эти выплескивали лозунги через мегафон. который оглушал всех сидевших рядом с проходом. Вице-ректор беспомощно бормотал что-то в микрофон, но теперь его совсем не было слышно. В этот момент Виктор увидел, как со сцены сбежал в зал Эрнест. Он подошел к человеку, который сидел в первом ряду вблизи от прохода. Между ними произошел короткий разговор. Человек медленно поднялся, посмотрел куда-то в зал, махнул рукой, нехотя хлопнул в ладоши. Мгновенно поднялись на ноги полицейские, которых раньше не было видно. "Да их тут человек тридцать-сорок!" - подумал Виктор. Полицейские так же медленно, так же нехотя вышли в проходы и стали теснить демонстрантов. делали они это без шума, ловко, профессионально.
"Ничего себе, миленький лозунг - "Да здравствует ЮАР", возмущалась Аня. - Вот оно, страшное лицо расизма. наглого. Откровенного. Такие вершат уд Линча. Такие носят балахоны Ку-Клукс-Клана. такие - самый прямой и самый верный резерв национал-социализма".
- Я приношу извинения за то, что нас отвлекли от того,ради чего мы здесь сегодня все собрались, - все еще дрожащим голосом произнес вице-ректор. Правда, говорил он это с нервной улыбкой. - В нашей стране каждый волен высказывать все, что он считает нужным. Так что маленький шум, созданный демонстрантами, предлагаю считать ничтожными издержками абсолютной свободы индивидуума. "Представляю, какими издержками нас порадуют в субботу, в наш день", - поеживаясь словно от холода, подумал Виктор.
Впрочем, он ошибся. Правда, народу пришло больше, гораздо больше, чем на все другие национальные встречи - человек семьсот. И единственным нарушителем спокойствия оказался одинокий пикетчик, который ходил кругами перед входом в здание и нес в руках довольно длинную палку, к которой был прибит плакат. Текст на плакате гласил: "Советский империализм единственная и главная угроза миру и свободе!". Пикетчик был хорошо сложенным человеком лет сорока. Он непрестанно жевал резинку и, казалось, не обращал никакого внимания на иронические замечания студентов, спешивших в зал. Одет он был весьма своеобразно: бриджи с сапогами, американская армейская рубашка, советские погоны с одним просветом и с четырьмя звездочками для старших офицеров на каждом, немецкая военная каска времен второй мировой войны. За широченным поясом торчало несколько пистолетов самых различных систем.